Анна подошла к окну и выглянула, почти готовая к тому, чтобы увидеть у ручья шатры меченосцев. Но там играли в футбол мальчишки, а далеко у кромки леса, откуда вчера вышло злосчастное стадо, пыхтел маленький трактор.
– Вы сфотографировали епископа? – спросила Анна, глядя на то, как пальцы Кина превращают шарик в пластинку.
– Нет, это первый в Европе типографский оттиск.
Он склонился над столом, читая текст.
– Читайте вслух, – попросила Анна.
– Варварская латынь, – сказал Кин. – Алхимический текст. Спокойнее было напечатать что-нибудь божественное. Зачем дразнить собак?.. «Чтобы сделать эликсир мудрецов, возьми, мой брат, философической ртути и накаливай, пока она не превратится в зеленого льва... после этого накаливай сильнее, и она станет львом красным...»
Трактор остановился, из него выпрыгнул тракторист и начал копаться в моторе. Низко пролетел маленький самолетик.
«Кипяти красного льва на песчаной бане в кислом виноградном спирте, выпари получившееся, и ртуть превратится в камедь, которую можно резать ножом. Положи это в замазанную глиной реторту и очисти...»
– Опять ртуть – мать металлов, – сказала Анна.
– Нет, – сказал Кин, – это другое. «...Кимврийские тени покроют твою реторту темным покрывалом, и ты найдешь внутри нее истинного дракона, который пожирает свой хвост...» Нет, это не ртуть, – повторил Кин. – Скорее это о превращениях свинца. Зеленый лев – окисел свинца, красный лев
– сурик... камедь – уксусно-свинцовая соль... Да, пожалуй, так.
– Вы сами могли бы работать алхимиком, – ответила Анна.
– Да, мне пришлось прочесть немало абракадабры. Но в ней порой сверкали такие находки! Правда, эмпирические...
– Вы сейчас пойдете туда?
– Вечером. Я там должен быть как можно меньше.
– Но если вас узнают, решат, что вы шпион.
– Сейчас в крепости много людей из ближайших селений, скрывшихся там. Есть и другие варианты.
Кин оставил пластинку на столе и вернулся в прихожую, где стоял сундук с одеждой. Он вытащил оттуда сапоги, серую рубаху с тонкой вышивкой у ворота, потом спросил у Жюля:
– Ну что? Когда дадут энергию?
– После семнадцати.
18
– Знаете, – сказал Кин вечером, когда подготовка к переходу закончилась. – Давай взглянем на город еще раз, время есть. Если узнаем, где он скрывает свою лабораторию, сможем упростить версию.
Шар завис над скопищем соломенных крыш.
– Ну-с, – сказал Кин, – где скрывается наш алхимик?
– Надо начинать с терема, – сказал Жюль.
– С терема? А почему бы не с терема? – Кин повел шар над улицей к центру города, к собору. Улица была оживлена, в лавках – все наружу, так малы, что вдвоем не развернешься, – торговали одеждой, железным и глиняным товаром, люди смотрели, но не покупали. Народ толпился лишь у низенькой двери, из которой рыжий мужик выносил ковриги хлеба. Видно, голода в городе не было – осада началась недавно. Несколько ратников волокли к городской стене большой медный котел, за ними шел дед в высоком шлеме, сгорбившись под вязанкой дров. Всадник на вороном жеребце взмахнул нагайкой, пробиваясь сквозь толпу, из-под брюха коня ловко выскочил карлик
– княжеский шут, ощерился и прижался к забору, погрозил беспалым кулаком наезднику и тут же втиснулся в лавку, набитую горшками и мисками.
Кин быстро проскочил шаром по верхним комнатам терема – словно всех вымело метлой, лишь какие-то приживалки, сонные служки, служанка с лоханью, старуха с клюкой... запустение, тишь...
– Эвакуировались они, что ли? – спросил Жюль, оторвавшись на мгновение от своего пульта, который сдержанно подмигивал, урчал, жужжал, словно Жюль вел космический корабль.
– Вы к звездам летаете? – спросила Анна.
– Странно, – не обратил внимания на вопрос Кин.
В небольшой угловой комнате, выглядевшей так, словно сюда в спешке кидали вещи – сундуки и короба транзитных пассажиров, удалось наконец отыскать знакомых. Пожилая дама сидела на невысоком деревянном стуле с высокой прямой спинкой, накрыв ноги медвежьей шкурой. Готическая красавица в закрытом, опушенном беличьим мехом, малиновом платье стояла у небольшого окошка, глядя на церковь.
Пожилая дама говорила что-то, и Жюль провел пальцами над пультом, настраивая звук. Кин спросил:
– Какой язык?
– Старопольский, – сказал Жюль.
– Горе, горе, за грехи наши наказание, – говорила, смежив веки, пожилая дама. – Горе, горе...
– Перестаньте, тетя, – отозвалась от окна девушка.
Накрашенное лицо пожилой женщины было неподвижно.
– Говорил же твой отец – подождем до осени. Как же так, как же так меня, старую, в мыслях покалечило. Оставил меня Господь своей мудростью... И где наша дружина и верные слуги... тошно, тошно...
– Могло быть хуже. – Девушка дотронулась длинными пальцами до стоявшей рядом расписной прялки, задумчиво потянула за клок шерсти. – Могло быть хуже...
– Ты о чем думаешь? – спросила старуха, не открывая глаз. – Смутил он тебя, рыжий черт. Грех у тебя на уме.
– Он князь, он храбрый витязь, – сказала девушка. – Да и нет греха в моих мыслях.
– Грешишь, грешишь... Даст Бог, доберусь до Смоленска, умолю брата, чтобы наказал он разбойников. Сколько лет я дома не была...
– Скоро служба кончится? – спросила девушка. – У русских такие длинные службы.
– Наш обряд византийский, торжественный, – сказала старуха. – Я вот сменила веру, а порой мучаюсь. А ты выйдешь за князя, перейдешь в настоящую веру, мои грехи замаливать...
– Ах, пустой разговор, тетя. Вы, русские, очень легковерные. Ну кто нас спасать будет, если все думают, что мы у леттов. Возьмут нас меченосцы, город сожгут...
– Не приведи Господь, не приведи Господь! Страшен будет гнев короля Лешко.
– Нам-то будет все равно.
– Кто эта Магда? – спросила Анна. – Все о ней говорят.
– Вернее всего, родственница, может, или дочь польского короля Лешко Белого. И ехала в Смоленск... Давайте поглядим, не в церкви ли князь?
Перед раскрытыми дверями собора сидели увечные и нищие.
Шар проник сквозь стену собора, и Анне показалось, что она ощущает запах свечей и ладана. Шла служба. Сумеречный свет проникал за спиной священника в расшитой золотом ризе. Его увеличенная тень покачивалась, застилая фрески – суровых чернобородых старцев, глядевших со стен на людей, наполнивших небольшой собор сплошной массой тел.
Роман стоял рядом с князем впереди, они были почти одного роста. Губы чародея чуть шевелились.
– Ворота слабые, – тихо говорил он князю. – Ворота не выдержат. Знаешь?
Князь поморщился:
– На улицах биться будем, в лес уйдем.
– Не уйти. У них на каждого твоего дружинника пять человек. Кольчужных. Ты же знаешь, зачем говоришь?
– Потому что тогда лучше бы и не начинать. Придумай еще чего. Огнем их сожги.
