– Там твоя знакомая? – спросил я.
– Слушай, комроты не обязан тебе отвечать! – взревел верный Мордвин.
– Я хотел помочь.
– Мне нельзя помочь, – сказал Коршун. – Мордвин останется с тобой. Чтобы ты снова в город не побежал.
Участок фронта, который мне предстояло оборонять, занимал траншею длиной метров сто, с углублениями, чтобы солдаты могли отдохнуть. Там лежала мешковина. Солдаты поднимались при моем приближении.
– Как вас накормили? – спросил я, потому что рачительный командир не поведет в бой голодных солдат.
– Кто хотел, тот и ел, – ответил Иван.
– А как здесь пищу развозят? – спросил я.
– В блиндаже лежит, – ответил Мордвин, – во взводном блиндаже. Не видали разве, командир?
Мне не хотелось признаваться, что за путешествиями в искусственный город я упустил дела взвода. Так что я сказал Ивану:
– Вольно, отдыхайте.
А сам велел Мордвину вести меня в блиндаж.
Блиндаж оказался такой же ямой, как и мой командный пункт, может, чуть побольше. Там стоял длинный стол, на нем несколько картонных коробок с галетами, а также три литровые фляги.
Я по-хозяйски подошел к столу. Я играл роль капитана броненосца «Потемкин», приготовившегося снимать пробу с солдатского обеда.
Я отвинтил крышку фляги и смело отхлебнул из нее. Я готов был к тому, что во фляге окажется спирт, потому выдохнул воздух. Но это была самая обыкновенная вода.
– И это все? – Я с удивлением посмотрел на Мордвина.
– А вы чего еще хотите? – спросил тот. – Люди довольны.
Вдоль стены, вытянув ноги, сидели три солдата, при виде меня они даже не поднялись, и поэтому в полутьме ямы я их не сразу разглядел.
Я хотел было спросить у них, довольны ли пищей, не будут ли бунтовать, но они снова закрыли глаза. «Пусть солдаты немного поспят...»
Выйдя из блиндажа, я продолжил путешествие по траншее. За исключением тех троих в блиндаже, никто не спал. Все были готовы отразить врага.
Я поднялся на приступку, чтобы заглянуть за бруствер.
Передо мной, до самого горизонта, затянутого обычной мглой, тянулась долина, перекопанная траншеями и ямами разного размера сохранности. Из земли торчали палки, даже бревна, виднелись какие- то железки. Именно железки, ржавые, гнутые, потерявшие первоначальный вид.
– А противника не видно? – спросил я Мордвина.
– Не высовывается, – ответил тот.
– А потом он сразу полезет?
– Никак нет. Сначала будет поединок, – ответил Мордвин. – А может, два поединка.
– Зачем нам поединки?
– Надо перед боем зарядиться, – сказал Мордвин.
– Коршун сказал, что ублюдки, – мне это слово далось с трудом, но хотелось казаться таким же ветераном, как бойцы, оставшиеся от старого состава взвода, – что ублюдки готовят какую-то вылазку до боевого времени.
– У штабных от страха глаза велики, – возразил Мордвин. – Зря Коршун им верит. Ублюдки хоть и гады, но тоже вперед не полезут.
Он говорил что-то еще, но я задумался и не прислушивался к Мордвину. Я подумал, что нигде нет потолков. Значит, здесь не боятся дождя и не опасаются бомбовых ударов.
И я подумал о Боробудуре.
Посреди острова Ява в Индонезии лежит великий и знаменитый храм Боробудур. Издали он похож на гигантскую коровью лепешку, упавшую на спину низкого покатого холма. Никакого эстетического впечатления! Но если ты поднимешься над ним на воздушном шаре или самолете, то поймешь, насколько строго, изысканно и симметрично он построен. Этот храм не предназначен для того, чтобы любоваться им с поверхности Земли. Он изготовлен для божественного взгляда.
И не потому ли все здесь открыто сверху, что мы – наша жизнь, наша война – находимся под постоянным божественным взглядом?
Эта теория может оказаться плодотворной при условии, что я смогу ее проверить.
Я невольно кинул взгляд вверх – облака все так же неслись, серые, сизые, белесые. Но у меня уже возникло сомнение, облака ли это или завеса пара?
Я стоял, облокотившись о бруствер, и разглядывал смутный мир. Мир сплошной войны. Идущей извечно, но не оставляющей, как ни странно, ничего, кроме перекопанной и перемешанной земли. Где же трупы, оставшиеся после боев? Вернее всего, их хоронят.
