– Правда, я заметил, – согласился я с женщиной. – А он что, пьет разве?
Я старался быть таким же обаятельным, доверчивым и вызывающим доверие.
– Да зарплату им уже полгода не платят, – сказала Даша. – А он не очень энергичный. Другие у нас с этой фабрики давно уж ушли – кто в бизнес, а кто уехал. А Аркадий, он, знаете, какой-то вялый. Пьет он, конечно, ну кто не пьет? Но, в общем, не особенно. Просто нет денег.
– А как Рита? – спросил я, чувствуя, что мы с Дашей уже подружки и она от меня ничего не скроет.
– Рита? Шалава. В худшем смысле слова, – сказала Даша. – Я про людей плохо не говорю, но лучше бы Аркаше забыть про нее. У нее же муж есть.
– А он...
Я дал возможность ей развить начало фразы.
– Он-то, конечно, алкаш проклятый, но все равно это хорошо не кончится. Она, говорят, с милиционером жила и с Порейкой.
Тут я насторожился. Фамилия редкая. А я знал, что это глава «XX века».
– А он, Порейко, не возражает?
– Ты смешной, Юрик, – сказала Даша. – Он ее боится. Он только на митингах выступать умеет, а так она его пришибет – ведь моральных устоев никаких, вы меня понимаете? У нее знакомства – вся торговля. Там бандит на бандите ездит, бандитом погоняет.
– Извините. – Я улыбнулся самой трогательной из набора моих улыбок. – А она какое отношение имеет к торговле?
– Торгует, – ответила Даша с отвращением. Она осталась советским человеком. – В Турцию ездит, кожу возит. Докатилась.
Это было хуже распутства.
Конечно, я мог пойти прямо к Порейке или даже в комнатку, которую Союз снимал в горисполкоме, но не хотелось спешить – мне надо было сделать так, чтобы меня туда привели свои люди, местные ветераны.
Я вышел на улицу. Было уже позднее утро. Можно было подъехать до центра на автобусе, он как раз остановился возле наших домов, но народ лез в автобус с таким отчаянием, словно это был последний дилижанс на Клондайк.
Городок оказался оживленным и бестолковым, так как улицы тянулись по склонам, прорезанным ручьями, порой у улицы была всего одна сторона, вторая круто обрывалась к воде.
На площади, куда я добрался минут через десять, я увидел киоск с газетами и журналами. Купил местную, районную «Вперед!», основанную в 1926 году и даже украшенную орденом «Знак Почета». В ней мирно уживались таблица с данными по косовице в колхозах района и объявления вполне столичного характера, включая сообщения о гигиенических прокладках.
– А центральную прессу получаете? – спросил я у толстой грустной женщины армянского вида, которая заполняла собой все свободное пространство внутри киоска, так что ей трудно было поворачиваться.
– Центральный пресса на пятый день прибывает, – пропела женщина с гортанным кавказским акцентом.
Потом я пошел к продуктовым ларькам. Они стояли в ряд, все голубые и одинаковой формы, – видно, в городе были приняты соответствующие решения по эстетике.
Риту я там не встретил, хотя заглядывал в маленькие окошечки, и в последнем не выдержал, спросил:
– Рита не заходила?
Маленький человек в пенсне – это было удивительно, может быть, свежая мода? – высунулся наружу:
– Какую такую Риту?
Он сразу понял, что я – чужой.
– Рыжую, – сказал я.
– А зачем она вам?
– По делу.
– Не знаю никакой Риты.
И спрятался, как белка в дупле.
Придется идти в пивную. Пора показывать себя городку.
Спросить о пивной было некого – ведь еще неизвестно, где кто здесь собирается.
Но тут я увидел кафе «Синий ветер». Кафе занимало первый этаж каменного двухэтажного дома неподалеку от рынка. Кафе было знакомо – по фильму. Я, помню, обратил внимание, что здесь работает хорошенькая официантка. Агент запечатлел ее крупным планом.
Кафе оказалось столовой, переделанной под заведение более высокого класса. На стенах висели картины местного пейзажиста, столики были покрыты черным пластиком, стулья тоже выписали откуда-то издалека. Добавилась и полукруглая стойка – и уже совсем экзотично рядом с Гостиным двором выглядели иностранные бутылки за спиной бармена, читавшего дамский роман, – я даже прочел название – «Страсть без конца».
За одним из столиков сидел какой-то местный чиновник, умеренно одетый и умеренно сытый. Я
