И такой поднялся хохот, что Веня чуть не сел, согнувшись в поясе. Даже я засмеялся, хотя ничего смешного не было.
К нам бежали люди с берега. Две женщины и старик с костылем.
– Что привезли? – крикнула первая из них, лохматая, с грубым лицом.
– Победа! – крикнул им Веня, выпрямляясь и поднимая над головой стиснутые в пожатии руки. Так ведут себя победители на стадионе.
Человек не может изменить принципы поведения – стадион ли рукоплещет ему или три дикаря.
Любопытно, подумал я, каково должно быть минимальное наполнение мира, чтобы поддерживать цивилизацию?
Очевидно, когда люди разбросаны по лицу пустынной Земли так скудно, они неизбежно вырождаются, хотя и поддерживают порой видимость организации – как на площади Киевского вокзала.
Обязательно надо будет расспросить аборигенов, откуда этот катер. Общая тайна этого мира может быть разгадана лишь через раскрытие маленьких загадок.
Лишен ли этот мир системы коммуникаций или мы попали на его окраину, к жителям саванны?
Кюхельбекер открыл глаза, его взор был мутным, он пытался отстранить меня рукой.
– Оставь его здесь, – сказал Веня. – Его потом отведут куда надо.
– Куда его вести, – сказал один из бандитов, – я его тут зарежу. У меня нож острый.
– Ты глуп, мой друг, – сказал Веня, который уже изменил прежнюю позицию. – А мне нужны умные люди. Ты что думаешь, я хочу всех перерезать и править только вами?
Женщина с грубым лицом поцеловала Веню в щеку.
– Это лишнее, – сказал певец. – Как дела дома?
Он пошел прочь и поднялся по ступенькам на набережную.
– Кюхельбекера не тронут, – рассеял мои сомнения Григорий Михайлович. – Если Веня сказал, то не тронут. Веню здесь уважают.
Мы поднялись наверх следом за Веней.
Он уверенно направился к костру, горевшему возле входа во Дворец спорта – неуклюжего сооружения, стоявшего между стадионом и рекой.
Я вспомнил, что когда-то был здесь, еще мальчиком, на тренировке.
Нет, не сам я тренировался, а одна девочка из нашего детдома попала в сборную. Честное слово, даже в детских домах это бывает. Ее взяли от нас, а она как-то написала письмо мне и Коле Сердечкину и позвала на тренировку. Во Дворце было гулко, в памяти осталось именно гулкое нутро, в котором летали под потолком и неслись надо льдом громкие голоса тренеров и хореографов. Они стояли, опершись о бортик, а иногда выходили на лед, волоча ноги, чтобы не скользить.
Мы поднялись на набережную, поддерживая Григория Михайловича. Он шел, заплетая ноги.
– Я испугался, – сказал он. – Перепугался, что утону. Я плавать не умею. И гитару потерял. Где теперь другую найдешь?
– Наверное, в магазине, – сказал я.
Я промок до костей, было холодно, но не по-настоящему холодно, а неприятно телу.
– Ну, доскажите наконец, – потребовал Егор. – Я же вас вытащил!
– Для этого? – Гитарист обиделся, задрал голову и уткнулся концом мокрой острой бороды в Егора. – А я и не собирался ничего утаивать. Зачем мне утаивать? Это все ваши дела. Сейчас вы увидите свою Люсю. Ее уже давно украли. От этого и началась война. Она была как Елена Прекрасная. Вы читали об этом?
– Так где же она?
– Может, ждет нас, – усмехнулся гитарист. – Она же теперь супруга Вениамина. Император потерял покой. И готов был на все. Буквально на все.
Егор остановился, поглядел на меня в поисках поддержки. Потом вдруг побежал вперед.
– Ты куда? – крикнул Веня, когда Егор пробегал мимо. – Тебя же пристрелят, дурья башка!
Никто Егора не пристрелил. Дверь во Дворец спорта была раскрыта, и Люся, видно, ждала там возвращения разбойников. Или хотя бы каких-то новостей. А может, и предчувствовала что-то.
Она стояла в дверях и, когда Егор побежал к Дворцу спорта, выбежала ему навстречу.
Они бежали, как в каком-то фильме, который таким образом счастливо заканчивается.
– Стой! – закричал Веня.
На всякий случай я сделал несколько быстрых шагов вперед, чтобы оказаться рядом с ним. Я не хотел рисковать.
К счастью, войско Вени, и без того немногочисленное, в тот момент не было готово к бою. Часть бандитов осталась у реки. Они вылавливали перевернутые лодки и вытаскивали их на причал. Другие, видно, устали и брели каждый сам по себе. А те, кто встречал Веню, мешали ему, теснили, о чем-то говоря.
К тому же из Дворца спорта выбежали еще четверо или пятеро встречающих, и я понял, что это та же группа поддержки, певцы-барды, друзья Григория Михайловича.
