театральному, не больно, но наказывая.
Женщина вдруг заплакала и побежала из зала.
– Он спит с ней, – сказала тихо Люся.
Я поверил Люсе и подумал, что для него она – своя, московская, которую нельзя заразить СПИДом, а эта – местная бандитка, ничего с ней не случится.
Кюхельбекер быстро ушел за Григорием Михаиловичем.
Веня сказал мне:
– Хочу понять, что же произошло. Будешь слушать?
Я обернулся было к Егору.
– Пускай пошепчутся, – великодушно разрешил Веня. – Ты ему, Люся, Койвисто покажи.
Я пошел за Веней к нему в кабинет.
Кюхельбекер стоял посреди комнаты, такой же, как комната Люси, возле большого письменного стола – в этих комнатах сидели раньше стадионные чиновники. Вряд ли эти комнаты годились для иных целей. Он старался привести в порядок рваный костюм.
– Ничего, – сказал Веня. – У нас на Комсомольском магазины остались. Императрица иногда туда ходила за шмотками. И мне тоже таскает. Ты ей размер скажешь или с ней прошвырнешься.
– Спасибо, – сказал Кюхельбекер. – Я вам обязан жизнью.
– Не путай, – великодушно ответил Веня. – С площади тебя Гарик вытащил, хорошо еще, что у него мышцы накачанные. А сейчас, как понимаешь, от моих эмоциональных подонков тебя Люська, императрица, спасла. И охота ей была – не знаю.
– В любом случае спасибо.
– И учти, твоего императора я не убивал, – сказал Веня. – Я его только поучить хотел, а мои махновцы разыгрались. Я его уже мертвым застал. Мне пику с его головой вручили – такой уж здесь обычай.
– Знаю, – сказал Кюхельбекер. – Что со мной будет?
– Ты мне скажи, – попросил Веня, – что у нас сорвалось с наступлением?
– Что вы хотите знать?
– Мы же вокзал взяли. Все нормально. Откуда этот желтый яд пошел?
– Ветераны, – сказал Кюхельбекер. – Они дождались своего часа. Победив императора, вы нарушили хрупкий баланс этого мира.
– Нет, ты мне как следует объясни, – сказал Веня. – Мне же тоже никуда не деться отсюда. Так что я думаю, что нам с тобой придется вместе все распутывать.
– К сожалению, – согласился Кюхельбекер. – Так бывает, когда в болото падает камень.
– Ну объясни.
– Я не знаю... Я недостаточно знаю о том, что происходит далеко за пределами этого мира. Но я отлично понимал, как устроен маленький мир, который начинается у Нового университета и тянется до Кутузовского проспекта.
Говоря, Кюхельбекер рисовал длинным узловатым пальцем схему этого мира на письменном столе, а мы стояли, как на военном совете, глядя на то, как «полководец» по карте планирует будущее сражение.
– Вот тут, – говорил он, – империя Киевского вокзала. На другом берегу вы – несколько бандитских шаек, неопасных, потому что никак не могли объединиться, и занятых враждой друг с дружкой. Третий фактор – ветераны. Они вообще-то живут в империи, вернее, в гостинице «Славянская» и домах рядом с ней. Они вхожи в вокзал, хотя нас к себе не пускают. Они нас не выносят, мы их не выносим, но взаимно терпим. Мы центр цивилизации.
– Да иди ты! – громко сказал Веня.
Я посмотрел в окно. За окном медленно шли Люся с Егором и увлеченно разговаривали. Они шли близко, но не касались друг друга.
– Да, именно так. Если захотим, мы можем уничтожить бандитов, перебить ветеранов, но не стремимся к этому. Мы имеем доступ к другому миру – для нас он выражается в тебе. Люди, с которыми мы держали связь, меняются... Но они есть. Мы кое-что получаем оттуда, кое-что отдаем, порой туда или к нам прорываются люди. Впрочем, мы не боимся этого. Мы даже императрицу держали там, наверху, пускай растет. Мы позволили себе пустить в нашу империю вас, господин Малкин. Мы – открытое государство. Ветераны боятся этого. Они убеждены, что именно в нашем мире, где нет автомобилей и самолетов, где нет газет и телевидения, можно создать чистое, на их взгляд, общество. Но для этого мы должны окончательно покончить с конкурентами. Это вид религии. Чистота – никаких внешних сил. Для этого, они полагают, и создан наш мир. Теперь вам ясно?
– Ни черта не ясно, – сказал Веня.
– Когда вы убили императора и захватили вокзал, вы нарушили баланс сил. И ветераны, которые не столь глупы – и не надо считать их кучкой выживших из ума, изношенных трехсотлетних старцев, – также готовились к опасному повороту событий. Мы знали, что у старцев есть установки по пуску газа... Но не знали, случится ли когда-нибудь нужда в том, чтобы их использовать.
– Это ветераны? Старцы? Коммунисты?
– Это хранители неких идеалов, – возразил Кюхельбекер. – Они были и до коммунистов. Среди них вы найдете и Робеспьера, и протопопа Аввакума. Для них существует лишь идея... Теперь, когда они захватили власть в нашей империи, они перегрызут друг другу старческие глотки. Но не сразу. И вы, Вениамин, своими руками разрушили хотя бы видимость равновесия. Ваше будущее не вызывает во мне зависти...
