– Вырваться отсюда, моя крошка, – сказал император, – можно только с моего согласия, а я его, конечно, не дам. И знаешь почему? Потому что я счастлив. Я счастлив совершенно и откровенно, впервые за много лет. Моя мечта свершилась. Ты здесь! Ты – императрица всей Земли. И поэтому я бесконечно благодарен господину Малкину. Чего ты хочешь, Малкин, говори!
Малкин вспыхнул. Такого приема он не ожидал.
– Я же к вам в гости приехал. – Малкин был обижен. – Мне ваши милости, простите, не нужны. Мы с вашим другом все обсудили... – Он показал на Кюхельбекера.
– Кюхля? – удивился толстяк. – Ты что, за моей спиной переговоры ведешь?
– Разве это переговоры? – еще более удивился канцлер. – Молодой человек попросил его укрыть здесь от дурной болезни...
– Почему от дурной? – взвился Малкин.
Кюхельбекер его не слушал.
– Вы знаете, ваше величество, – продолжал он, – насколько мы добры к гостям и как чутко откликаемся на чужие несчастья.
– О да! – поддержал его Дантес.
Они играли с Малкиным, как волчий выводок с тушкой зайца. Люся подумала даже, что они договорились об этом спектакле заранее. Но ей не хотелось выручать Малкина, и она ему не сочувствовала. Певец поступил с ней подло, а подлость не приносит барышей. Это была фраза из какого-то женского романа, она к этой ситуации отлично подходила.
– Я могу дать вам должность, – сказал император. – Как вы смотрите на то, чтобы стать придворным капельмейстером? Правда, оркестра у нас пока нет, но ведь это не важно – вы же не будете петь и плясать. А должность обеспечит вам хорошее место за столом.
– Я ведь тоже могу ответить! – крикнул Малкин. – Мои люди предупреждены! Мы перекрываем канал связи, и вы остаетесь ни с чем! Ясно?
– Человеческая натура – странная штука, – сказал император. – Я убежден, Вениамин Батькович, что ваши адъютанты спят и видят, как вас из дела выкинуть, и сами с удовольствием будут сотрудничать с нами.
– Молодой человек, – посоветовал Кюхельбекер, – примите пост капельмейстера, а то в следующий раз для вас останется лишь место второго альта в нашем несуществующем симфоническом оркестре.
Все трое хозяев захохотали.
– Я вам!.. – воскликнул Малкин. – Я вам покажу!
– Веня, – сказал Кюхельбекер, – прежде чем уйти и поднять народное восстание против нашей деспотии, хорошенько подумай, как плохо жить одному в нашем мире, в котором законы и порядок кончаются примерно в районе Бородинского моста. Смирись...
– И сходи к доктору! – добавил Дантес.
– А пошли вы! – откликнулся Малкин и кинулся к двери.
В комнате воцарилось недолгое молчание.
– Все в порядке, – сказал император. – Его бунт был недолгим и неубедительным.
– Я исхожу из того, что любой бунтовщик может быть опасен, – заметил Кюхельбекер. – Особенно если у него в самом деле прочные позиции в том мире.
– Мой жизненный опыт говорит, – прервал его император, – что, может, в следующий раз, а может, через сеанс люди Малкина или забудут о Вене, или вместо них мы увидим других бандитов. Малкин не первый посредник, с которым мы имеем дело. Далеко не первый...
– Но первый, который оказался у нас. И особенным способом – раньше мы так людей не получали.
– Ну ладно, ладно, поглядим. Дантес, не спускай глаз с Малкина. И если он тебе очень не понравится, ты можешь его ликвидировать.
– Хорошо, – сказал Дантес.
– А меня куда больше беспокоят ветераны. Покушаться на мою невесту в моем дворце – верх наглости! Надо взорвать их гнездо.
– Я подумаю, как лучше сделать, – сказал Кюхельбекер.
И тут же, словно выкинул из головы мелкую заботу, император обернулся к Люсе.
– Ты несчастлива, мое сокровище?
– Конечно, несчастлива, – ответила Люся. – Я от вас уйду.
– Ну хватит, хватит. Сейчас будет пир. Я подготовил пир. Будет наша свадьба.
– Нет, не будет, – сказала Люся.
– Милая, я потратил столько сил, нервов и средств на то, чтобы вырастить тебя, чтобы доставить тебя к нам в целости и сохранности, что ты не сможешь быть неблагодарной. Кюхля, ну скажи ей!
– Людмила, ваше сопротивление бессмысленно, – загудел, словно ветер в высокой печной трубе, Кюхельбекер, – так или иначе вы станете императрицей этого мира, а мы – вашими покорными рабами.
– Это разумно, – поддержал его император.
– Вы сможете вечно править всей Землей.