Он чуть вздрогнул, когда игла вошла в сгиб руки и капелька жидкой крови образовалась у места укола.
– Вы куда-то поедете? – спросил доктор.
– Конечно, поедем, если бы это была просто прогулка, вашей помощи бы не потребовалось, – сказал Майоранский.
– Я спрашиваю, – произнес доктор, глядя, как Гоглидзе отошел от Лядова, – потому что должен понять, как составлен ваш график. Сколько вам находиться в пути и когда вы сможете возвратиться.
Лядов сел на койке, зажал согнутой рукой клочок ваты, который ему дал Гоглидзе, потом встал и отошел.
– Ваша очередь, маэстро, – произнес он, приглашая Майоранского занять его место.
Майоранский послушно улегся.
– Мы поедем на поезде, – сказал Лядов. – Какое счастье! Как вы думаете, какое сейчас время года?
– Осень, – ответил доктор. – По докладам Службы точного времени. Они отсчитывают время от Новых годов. Как появляются новые люди оттуда, так и начинаем Новый год.
– А то оденешься в тулуп, а тебя спросят: вы из какого психатория к нам заявились? – засмеялся Лядов.
– Больно же! – закричал Майоранский. – Вас что, не учили, как надо вводить иглу в вену?
– Извините, – сказал Гоглидзе. – Бывает, у вас вены не выражены.
– Хотел бы я с вами отправиться, – сказал доктор. – Хоть глазком поглядеть на живой мир!
– Я разделяю вашу позицию, – сказал Майоранский, – ибо она увеличивает наши шансы на выживание. Ведь медицинский контроль нам просто необходим. К тому же и на месте лишние руки нам пригодятся.
– А ты поговори с Лаврентием Павловичем, – сказал Лядов. – Вдруг он согласится?
– Нет, – ответил доктор. – Он никогда не согласится, потому что я ему здесь нужен.
– Я понял, – сказал Лядов. – Он надеется, что ты выкуешь победу в горячем цехе завода «Серп и молот»!
– Да, он надеется, что я смогу усовершенствовать вакцину. Но я не смогу, – сказал Леонид Моисеевич. – И знаете почему? Совершенно нет не только оборудования, но и препаратов. Ведь наши задачи решаются только на генетическом уровне, а я даже не могу пользоваться электронным микроскопом.
– Чепуха получается, – сказал Лядов. – Какого черта проводим диверсию, если не можем занять тот мир?
– Для того чтобы править, не обязательно жить среди колхозников, – загадочно ответил Лев Яковлевич.
Доктор отошел к своему рабочему столу.
Перед ним были две пробирки с кровью шахматистов.
Куда они едут? Наверх. Что будут делать? Что-то негодное. Они же преступники.
– Давайте, – сказал доктор, – будем считать всерьез, сколько вам добираться до места и сколько времени вы будете там находиться. Нужно все рассчитать с максимальной точностью.
– Давайте, – согласился Лядов. – Вы не слушайте Майоранского, он там не бывал. А для меня это – вторая родина.
– Начнем сначала, – сказал Леонид Моисеевич. – Где находится ваш канал?
– Канал? – не понял Лядов.
– Дыра. Отверстие. Где вы перейдете в тот мир.
– Черт его знает, – сказал Лядов. – Как-то разговора об этом не было.
– И не надо об этом говорить вслух, – нравоучительно заметил Гоглидзе.
Он все почесывал верхнюю губу, ждал, когда появятся усики. Но надежды уже не осталось.
Он вел себя как оголтелый щенок при большом псе. Смотрите, какой я наглый и отважный!
Но без большого пса поблизости Гоглидзе терял отвагу.
Хотя не забывал напоминать о своей преданности.
Вот сейчас – он не столько охранял Тайну, сколько хотел показать всем, что ее охраняет.
– Гоглидзе, – раздраженно сказал доктор, – займитесь своим делом! У вас препарат погибнет. Тогда я буду вынужден вас уволить!
– Еще неизвестно, кто кого уволит.
– Гоглидзе!
Лядов хихикнул.
Гоглидзе насупился, отвернулся. Майоранский, битый, сидевший, никому не верящий, усомнился, допущен ли доктор Фрейд к большим тайнам. Так что не надо с ним откровенничать. Не исключена провокация.
– Хорошо, – сказал доктор. – Будем считать, что отправной пункт в пределах Ленинграда. То есть вы
