— Причалили! — радостно вскричал бывалый моряк Тотор.
— И вовремя, потому что я падаю от усталости, — зевая, ответил Меринос.
Через четверть часа уже рассвело. Автомобиль был вынесен на небольшую отмель из красного песка в десятке метров от берега.
Тотор запустил мотор, выехал из воды и через двести метров остановил машину на лужайке с чудесной травой, на которой жемчужинами сверкала роса.
У парижанина вырвался крик восхищения. В окаймлении синих эвкалиптов-небоскребов, толстых казуарин вдаль уходил великолепный партер[188] гигантских гераней, каких еще никогда не видывал человеческий глаз. Высотой в десять — пятнадцать метров, с обильной листвой, они как звездами были обильно усыпаны неисчислимыми соцветьями всех оттенков. А запах! Настоящий аромат роз — им было пронизано все… Пришедший в экстаз Тотор кричал:
— Ты только посмотри, только посмотри! Нет ничего прекрасней во всем мире! Честное слово, это, должно быть, личный сад феи цветов! Взгляни же, этому нельзя не поразиться…
— Тотор, верю тебе на слово, но я засыпаю… Я обязательно повосхищаюсь, когда проснусь.
— Я, собственно, тоже засыпаю на ходу, но наверняка увижу это во сне!
Оба свалились на землю и заснули, не заметив даже, что неутомимый, преданный Бо подобрал винчестер и нырнул в благоухающие заросли, умиленно взглянув на юношей:
— Спите, ребятишки… спите спокойно, а я пойду добывать еду.
Насколько сон был целительным, настолько внезапное пробуждение — ужасным. Тотор и Меринос не проспали и часа, как ощутили, что их грубо хватают, расталкивают, встряхивают.
Разбитые усталостью, лишениями и волнениями последних дней, они зевали и отмахивались. Юноши никак не могли вырваться из глубокого, сладкого оцепенения сна.
Друзья думали, что видят кошмарный сон. Меринос что-то ворчал, а Тотор протестовал, каждым жестом показывая, что он не может и не желает проснуться. Грубая тряска продолжалась. Пришлось приоткрыть тяжелые веки — спящие стали полуспящими.
Но прежде чем они окончательно пришли в себя, их связали крепкими путами по рукам и ногам. Только это заставило их очнуться. Что же они увидели!
В изысканном окружении ароматных цветов, у великолепных деревьев, в листве которых кувыркались и порхали легионы[189] болтливых попугаев, в атмосфере мира и отдохновения, на лужайке с шелковистыми травами, прямо-таки созданной для приятного сна, стояли мрачные и злые оборванцы — около дюжины разбойников.
Бородатые, лохматые, вооруженные до зубов, они расседлывали лошадей, уже пощипывавших соленые травинки blue grass[190].
Несчастные пленники содрогнулись: все, на этот раз — конец!
— Гром и молния! — вскрикнул Тотор. — Бушрейнджеры!
Меринос испустил вопль ужаса. Задыхаясь, он едва выдавил из себя:
— Он… он… чудовище!
Над ними, на фоне светлого небосвода, склонилось покрытое шрамами, распухшее от недавних ожогов черное лицо. А сквозь ироничную гримасу и белизну волчьих зубов брызнул смех:
— Да, да, чудовище, это я, хозяин, Король Ночи!
О, этот демонический смех, предвещавший утонченные пытки и страшную месть!
Дена, который появился в аккуратном костюме туриста, с белым шлемом на голове, биноклем на ремешке, пожалуй, можно было принять за путешествующего чиновника или исследователя, если бы не его бандитская физиономия да свита головорезов.
Он долго, с жестоким наслаждением рассматривал пленников, предвкушая мщение, которое скоро надеялся совершить, затем снова рассмеялся и с каким-то нервным хвастовством принялся говорить, говорить…
— Вы действительно крепкие ребята и обвели меня вокруг пальца, меня, старого знатока буша, перед которым все дрожит. Особенно ты, парижанин, отличился, даже сильно обжег мне лицо в мастерской там, в «Country-house». А с тех пор сколько гнусных проделок ты еще совершил! Бегство на автомобиле, долгие странствия через неизвестность, постоянная борьба с голодом, жаждой, пустыней, огнем, водой, людьми, с самой судьбой! Вы действовали самым удивительным образом и чуть не сумели помешать моему грандиозному и ужасному плану разорения всей Австралии — Красной Ночи! К моей ненависти примешивается даже доля восхищения вами, двумя букашками, которые столь долго держали нас на грани поражения!
Лежа ничком на траве, буквально оглушенные, ни на что уже не надеявшиеся, Тотор и Меринос в горестном оцепенении выслушивали излияния бандита.
Пока лошади щипали траву, а бушрейнджеры глазели на связанных юношей, привлеченные сценой, кровавый эпилог которой они уже предвкушали, хозяин продолжал:
— За вами трудно было угнаться, еще бы — располагать этой замечательной машиной и не добиться триумфа! На ней можно ускользнуть от кого угодно! Пришлось выложиться — понадобились все мои возможности, все упорство, умение жить в пустыне… Да, пришлось стать лучшим из следопытов Австралии, чтобы вместе с моими молодцами догнать вас.
Я загнал сто лошадей, потерял десять человек в пути, но вот вы у меня в руках, несмотря ни на что… Так самая медленная свора настигает самого быстрого оленя. Каким чудом смог я скакать за вами по горящим прериям! Найти в пепле сожженных трав следы стеблей, примятых колесами автомобиля еще до пожара! Как сумел угадать ваше присутствие в Уолтер-Пуле! Я обставил вас в прериях, примчался на берег озера вместе с людьми О’Брайена и увидел бегство автомобиля по воде!
Но я-то знал о течении в озере и понимал, что вас неминуемо принесет сюда. Как видите, мне удалось опередить ваше пробуждение, — все это я счастлив объяснить вам, джентльмены, прежде чем свести с вами счеты.
— Ну и что дальше, грязный негр? — вскричал возмущенный бахвальством Тотор.
— Грязный, это, уж точно, ты, мой мальчик, поскольку сел в лужу! Но можно простить тем, кто сейчас умрет.
Несмотря на всю храбрость, парижанин вздрогнул. На этот раз он четко понимал: все кончено. И вправду предстоит погибнуть в затерянном уголке пустынной Австралии! Значит, здесь, на полдороге, закончится столь респектабельно-рутинно[191] начавшееся кругосветное путешествие…
Бедный Тотор! Придется расстаться с приключениями, неожиданностями, с самой жизнью. Судьба жестоко посмеялась над ним!
Он подумал также, что Мериноса, наверное, пощадят ради огромного выкупа, и эта мысль смягчила ужасное отчаяние, охватившее его.
Однако француз решил показать бандиту твердость духа и умереть достойно. Помогая себе локтями и коленями, он наполовину приподнялся перед Королем Ночи.
Парижанин увидел, что один из разбойников уже вырезал острием ножа на коре дерева ненавистный знак «Б. Р.» и вздрогнул, поняв, что на сей раз это — эпитафия.
— Пора кончать! — сказал хозяин, черные глаза которого сверкнули зверской радостью.
Он обернулся и подал знак своим сообщникам. Один из них отстегнул от седла лассо из бычьей кожи и сказал, разворачивая его:
— Не это ли требуется, хозяин?
— Да, но просто повесить его мне кажется скучным, малыш, несомненно, достоин большего.
— Я знаю, он нам много хлопот доставил. А лассо крепкое, и можно повесить мальчишку не убивая, это я умею! Если нужно, он проживет с час и подергается, как паук на привязи, а мы позабавимся.
— Правильно, у тебя есть фантазия. Не спеши, можно еще что-нибудь придумать повеселее.
Главарь бушрейнджеров взял лассо, раздвинул узел-удавку на конце и надел ее на шею Тотора, говоря:
— За то, что ты так отделал мне лицо, примерю тебе воротничок.
Пока Тотор пытался приподняться на связанных ногах, ища возможность нанести последнее оскорбление трусливому палачу, Мериносу удалось встать.
