Это — голос Британии.
Вставай и иди вместе с нами.
Пора перестать верить телевизору и газетам
И всей сионистской прессе, что обманывает нас,
Они сосут кровь из народа,
Они — черви-сосалыцики.
Но мы не сдадимся, мы примем бой.
Это — голос Британии.
Прислушайся к нему.
Это — голос Британии.
Вставай и иди вместе с нами.
Музыка была такой же, что и у остальных песен, и большую часть текста я не разобрал из-за чрезмерных для меня децибеллов. Текст «Голоса Британии» я узнал только потому, что он был отпечатан в листовке White Noise, распространявшейся в зале — без сомнения, для лучшего понимания. А сам я за весь вечер разобрал только один припев, и то лишь потому, что его пел хором весь паб. Это, судя по всему, был хит.
Две пинты пива и пакетик чипсов
Смерть черномазым! White Power!
Смерть черномазым! White Power!
Смерть черномазым! White Power!
Забавно — высшая смысловая нагрузка вечера была сведена к этому перечню потребностей: парням нужно пиво; парням нужны чипсы; парням нужны черномазые.
Ник Гриффин решил, что громкость недостаточна, и теперь музыка играла ужасно громко. В пабе стоял запах пота, табака и травы. Дышать было нелегко. Шесть или семь десятков парней, сгрудившись в центре, прыгали и скандировали:
Смерть черномазым! White Power!
Смерть черномазым! White Power!
Смерть черномазым! White Power!
Голые по пояс (они сорвали рубашки), с болтающимися у колен подтяжками, шесть-семь десятков потных парней прыгали и толкались. Они прыгали и толкались так сильно, что не устояли на ногах и повалились на пол. Я подумал, что кто-то пострадал — попутно они свалили столик — но нет, они вновь поднялись и снова принялись прыгать и толкаться. Потом упали снова, мокрые и разгоряченные. Я не знаю, что здесь виновато — алкоголь, наркотики или таково было действие этого припева — но в воздухе явно витал оттенок этакой сексуальной агрессии. Люди, что прыгали там, явно были вне себя — кто еще может находить забавным такие падения? Похоже, многие находились просто в трансе.
Я перевел взгляд на женщин — те все так же сидели в темноте и курили сигарету за сигаретой, ни одна не танцевала. Казалось, они не понимают смысла происходящего. Они были шокированы. Одна хихикала. Их друзья, почти голые, потные, прыгали в центре паба, пока они сами сидели здесь.
«Громче!», — крикнул Ник Гриффин, но Нил не услышал, и Нику Гриффину пришлось подойти к нему. Мне не было слышно, о чем они говорят, но похоже, что Нил говорил, что громче больше нельзя. Громкость и так уже была максимальной.
Мне стало казаться, что прилично одетых людей стало больше, но я понимал, что это впечатление ошибочно. Неужели они подошли только к финалу? Они стояли обособленным кружком, как и раньше. За последние пятнадцать минут ни один из них не отошел, не пошел к стойке или в туалет. Они стояли как вкопанные и наблюдали за толпой.
Нил решил повторить свой хит. Когда он вновь кончился, переставил иголку и все пошло по новой.
Две пинты пива и пакетик чипсов
Смерть черномазым! White Power!
Смерть черномазым! White Power!
Смерть черномазым! White Power!
И вот все кончилось. И тут Дуги внезапно начал сходить с ума. С другого конца паба донесся дикий вопль, я посмотрел туда и увидел Дуги, размахивающего над головой барным стулом. Кто-то упал, опрокинулся столик вместе со стоявшими на нем кружками. Дуги схватил другой стул, но потерял равновесие и повалился на соседний стол. Разбитого стекла прибавилось.
К Нилу подошел Ник Гриффин, остановил пластинку и выключил проигрыватель. Пати закончилось. В углу я заметил Фила. Он давно отрубился и спал, сидя у стены на полу.
ДУГИ, ДУГИ, ДУГИ.
Это говорил Нил. Он практически шептал: нежно, ласково, вкрадчиво.
Дуги, Дуги, Дуги.
Я все еще не мог понять, что же случилось между тем моментом, когда Дуги размахивал над головой стулом, и моментом теперешним, когда Дуги прижимал меня к фонарному столбу. Вот момент, когда Дуги держал меня за горло, я помню очень ясно. Помню, как я посмотрел Дуги в глаза и подумал, что взгляд его — не слишком приятный, и что стать другом Дуги шансов у меня немного. Еще я думал о тех словах, что говорил Нил, брат Дуги. Увидев, как Дуги колотит меня о фонарный столб, Нил решил вмешаться.
Дуги, Дуги, Дуги.
Нил говорил очень мягко, и это возымело желаемый эффект. Дуги перестал колотить меня о столб и прислушался. Со стороны это выглядело таким образом, словно Нил зовет кого-то, кто находится очень далеко — на другом конце длинного туннеля, например.
«Дуги», — сказал Нил, «не нужно этого делать, а?»
Дуги обернулся и посмотрел на брата. Он был очень внимательным.
«Дуги», — сказал Нил, — «этот человек — хороший человек. Он — наш друг. Он — один из нас. И если ты отпустишь этого хорошего человека», — продолжал Нил, — «мы пойдем еще выпьем, а потом, если будешь хорошо себя вести, я разрешу тебе кинуть камень в витрину индийского ресторана».
Закидывать камнями индийские рестораны, магазины или, на худой конец, просто дома — это было их излюбленное вечернее времяпрепровождение. Дуги улыбнулся — тупой, во весь рот улыбкой — и отпустил меня.
Что было потом, я не очень хорошо помню. Мы слонялись по городу, заходили в какие-то дома, в основном очень бедные дома, встречали новых людей, в том числе троих в эсэсовской форме. К тому времени я уже выполнил данное себе обещание напиться, плюс вдобавок ко всему продолжал отравлять организм всем, что мне предлагали выпить. Причем этого всего было много. А потом — пустота. Ничего. Потом я вообще ничего не помню. Мое следующее воспоминание относится уже к утру, когда я проснулся, чувствуя себя ужасно, в какой-то грязной комнате какого-то дома. Там жили Нил и Дуги, у них даже не было отопления и было разбито окно, через которое, казалось мне почему-то, мы и вошли. В доме была только одна кровать, на которой спал гость, то есть я. На полу вокруг меня спали больше двух десятков скинхэдов, тех самых, из паба. Они еще спали. Вонь в комнате стояла просто кошмарная.
А разбудил меня Нил. На завтрак он предложил мне банку пива. Только сейчас я заметил, что в ногах кровати лежит несколько упаковок пива; Нил хотел знать, не возьму ли я одну с собой.
Домой я уехал позже, днем.
Впоследствии я еще продолжал наблюдать за Национальным Фронтом — я считал, что это важно для моего исследования. Несколько раз я общался с Ником Гриффином, принимал участие в нескольких демонстрациях, слушал речи после них. Мне посылали новые партийные газеты и журналы — не домой, к тому времени я переехал, а по месту работы, но, как я узнал позднее, на работе коллеги были так шокированы, что отослали их назад — вместе с соответствующим комментарием. Но на самом деле большую часть того, что я хотел знать о Национальном Фронте, я узнал тем вечером на пати. И это имело мало общего с политикой. Это было связано с толпой.
Иэн Андерсон был абсолютно прав, когда говорил, что футбольные стадионы — идеальное место для набора новых членов; вероятно, он также знал, что место это поставляет особенных членов, тех, кто знает, если не сказать — прошел подготовку, как вести себя, будучи частью толпы, готовой к насильственным действиям толпы, пусть даже толпы, далекой от политики. Вероятно, знал он и то, что толпа — самое
