– А не могла она тебе подвесить дезу? – спросил Мазур. – И нет ее сейчас на «Достоевском», вообще туда не собиралась…
– Могла, конечно, – подумав, кивнул Кацуба. – Ну, а что прикажешь делать? Ежели не на чем ее приловить… Остается выполнять последний приказ, пока не будет отменен предыдущий.
Мазур оглянулся – два матроса убирали трап, третий возился с причальным канатом. Давящая тоска никак не проходила.
– Честно говоря, не пойму, почему мы до сих пор живы, – вдруг признался он. – По всем раскладам давно следовало бы нас прикончить. До главной разгадки не докопались, но все равно, чересчур много знаем…
– Скажу тебе по секрету, я и сам ломаю голову, отчего это мы в добром здравии, – ничуть не удивившись, откликнулся Кацуба, глядя на удаляющийся причал. – Хоть и противоестественно так думать, но сидит занозой в подсознании – а отчего это ты жив? Да вдобавок другое мучает. Не могу отделаться от впечатления, будто что-то упустил. Все кусочки перед тобой, нужно только ухитриться их сложить, а этого- то и не получается… Знаком с такой ситуацией?
– Знаком, – кивнул Мазур. – Бывало.
– Может, подкинешь идею на свежую голову? Насчет сейнера у тебя была вполне приемлемая версия…
– Не получится, – признался Мазур. – Настроение – хоть вешайся, какие уж тут озарения…
– Жаль, – искренне сказал Кацуба. – И у тебя, значит, тоже… Ждешь какой-то пакости, а?
– По-моему, дождались, – сказал Мазур, чисто случайно заметивший наметанным глазом некое движение по левому борту. – Вон там…
Кацуба взглянул и тихо выругался.
Прямо на «Морскую звезду», еще не успевшую далеко отойти от причала, неслись моторки, ополоумевшими торпедами выходя на встречный курс. Мазур машинально сосчитал – четыре штуки. Три отечественных дюральки в облупившейся краске и флагман – шикарная надувная лодка, красно-белая, вместительная, с отличным подвесным мотором. Когда они приблизились, Мазур узнал некоторых знакомых – «цвет интеллектуальной эссенции», как говаривал классик, головка здешних «зеленых». А на носу красно- белой моторки в позе адмирала Нельсона гордо выпрямился импортный шизик Кристиансен, он размахивал каким-то непонятным флагом, даже без бинокля можно было различить, что конопатая физиономия варяга сияет боевым задором, бросавшим его под полицейские дубинки в разных частях света. Он что-то орал, но за ревом моторов не удавалось расслышать ни слова. Остальные тоже горлопанили кто во что горазд, двое пытались развернуть во всю длину своей моторки какой-то транспарант, содержавший, надо думать, ритуальные проклятья по адресу обнаглевшей военщины. Транспарант, выполненный на рулоне плотной бумаги, парусил, то и дело сминался, мелькнули крупные алые буквы ПОЗОР… а дальше прочитать не удалось, смялся окончательно, разорвался пополам, «зеленых» это ничуть не смутило, завопили еще громче.
«Морская звезда» замедляла ход – моторки выписывали дикие зигзаги, проносясь перед самым форштевнем, возникая совершенно неожиданно то справа, то слева. Кто-то размахнулся, но небольшой предмет – вроде бы полная бутылочка чернил – до борта корабля не долетел, булькнул и утонул.
Больше всего это напоминало мельтешение туземных челнов вокруг фрегата, впервые заглянувшего в неведомые европейцам южные моря, – искаженные лица, неразборчивые крики, еще что-то полетело на палубу. Не долетело. Утонуло. «Так и гранату кинут – пронеслось в голове у Мазура. – И лови их потом…»
Он, однако, не отодвинулся от борта – соображал, что в такой ситуации можно сделать, и не мог придумать. Кацуба показал ближайшей лодке недвусмысленный жест, понятный каждому, кто знаком с импортными фильмами. Там заорали, вразнобой отвечая тем же.
Мазур оглянулся. На «Достоевском», находившемся не дальше чем в полукабельтове, толпился народ, во все глаза таращась на бесплатное развлечение, можно было разглядеть самое малое три видеокамеры, прилежно запечатлевавшие спектакль. Если все это затеяно теми же укрывшимися за кулисами кукловодами, лучшей мизансцены и не придумать: передовая общественность протестует против шпионских игрищ, наглядно демонстрируя успехи России на пути демократических преобразований. Правда, Мазур мог бы напомнить, что цивилизованные французы, когда возле района их ядерных испытаний замельтешили подобные придурки, отчего-то не стали смахивать слезу умиления, а отправили боевых пловцов, и те без всяких угрызений совести подорвали суденышко «Гринписа»…
Но вряд ли его мнением поинтересуются пешки – а о режиссерах нелепо и говорить…
Бегом вернулся Кацуба, волочивший вместе с матросом пожарный шланг. Мазур охотно кинулся помогать. Тем временем сверкающий набалдашник насоса повернулся вправо-влево, выискивая цель.
Неизвестно, был ли кто-то из атакующих свидетелем сцены в порту, когда «Морскую звезду» пытались поджечь. Но моторки быстренько разомкнулись, освобождая дорогу. По последней, не успевшей отвалить, Кацуба выпустил тугую струю, оскалясь от удовольствия.
Он все же проявил некоторую гуманность, целясь не в сидящих, а рядом с моторкой – на таком расстоянии под напором воды зеленые придурки вылетели бы за борт, как кегли. Однако их все равно щедро окатило холодной водичкой, моментально поубавившей боевого задора…
Передав брандспойт матросу, Кацуба замахал Мазуру, что-то пытаясь втолковать яростными жестами. До Мазура, наконец, дошло, он перебрался к левому борту, раскрыл перочинный ножик и, тщательно прицелившись, метнул в шикарную лодку Кристиансена.
Она, конечно, состояла из нескольких отсеков, но Мазур угодил метко, бело-красная тугая боковина, пробитая насквозь, на глазах опадала. Моторка враз потеряла ход, накренилась. Кристиансен пытался одновременно удержаться на ногах, грозить кулаком и поддерживать вертикально свой непонятный штандарт. Получалось плохо. Вдобавок рулевой что-то напортачил, яркая лодка, уже потерявшая прежний шик, вильнула, перевернулась…
Облезлые моторки кинулись к ней с трех сторон. «Морская звезда», воспользовавшись тем, что противник всецело поглощен спасательными работами, набрала ход. Мстительный Кацуба еще успел окатить из шланга сбившиеся в кучу лодки.
Вообще-то, преимущество в скорости у моторок было нешуточное, догнать могли в два счета. Но преследовать в открытом море не стали, остались за кормой, как и готовившийся отчалить «Федор Достоевский».
…Кацуба откровенно признался:
– По совести скажу – иногда так и подмывает устроить военный переворот. В классическом виде. Сил нет больше смотреть на весь этот бардак…
– Ну, устроил, – пожал плечами Мазур. – А что потом? Мы с тобой многое умеем, однако, как справедливо заметил компетентный товарищ, государство вести – не мудями трясти. И залезет в бархатное кресло очередная сволочь. Не нас с тобой поставят, надо полагать, да мы б и сами отказались…
– Уж это точно, – мрачно подтвердил Кацуба. – Я еще не рехнулся – государством управлять… Не интеллигент, слава богу, это у них каждая кухарка в министры годна…
– Вот и помалкивай. Путчист нашелся.
– Да я чисто теоретически, – сказал Кацуба. – Просто иногда обидно, при наличии завлекательных импортных примеров: де Голль, товарищ Пиночет…
– Де Голль – это, знаешь ли, истеблишмент, – сказал Мазур. – С детства в окружении хозяев жизни. Хорошая школа, что ни говори. Да и товарищ Пиночет – белая кость. На этом фоне наш генерал Пупкин как-то не смотрится. Ежели в портянку сморкаться отучился только в майорах.
– Ну, есть же аристократы в хорошем смысле слова….
– Все равно, – отмахнулся Мазур. – Ты еще Руцкоблуда вспомни. Знаешь, когда я понял в девяносто третьем, что все кончится пшиком? Не буду хвастать, но очень рано – как только узрел Макашова в дурацком беретике. Барбудос, бля… Не делают серьезный переворот в дурацком беретике…
Он перегнулся через борт, полюбовался красивым белым буруном – «Морская звезда» шла полным ходом, распарывая воду, почти не зарываясь носом. Выпрямился, обернулся к майору, чтобы закончить свою мысль…
Палуба ушла из-под ног, мигом позже ударила по подошвам с оглушительным гулом, заполнившим собой
