Майя нахмурилась.
— Где же вы «принимали»? Ведь не в коридоре! И не в учительской — никто не догадывался о вашем пристрастии… Или догадывался? У вас наверняка было доверенное лицо…
— Еропыч, — кивнул Гоц. — Наш завхоз, старичок-боровичок. У него каморка рядом с черным ходом — там он чаи гоняет.
— Ив тот вечер…
— Ив тот вечер тоже, — кивнул Василий Евгеньевич. — Я ушел пораньше — как я дотерпел до конца представления, понятия не имею. Прошел к Еропычу, у того уже и стакан был наготове: он мою норму хорошо знает. Больше — ни-ни, мне еще за руль…
— Это же ваше алиби! — выкрикнула Майя. — Если завхоз подтвердит…
Гоц равнодушно пожал плечами:
— И что? Все равно я человек конченый.
— С вас снимут подозрение в убийстве, — перебила она, сама ощущая дрожь в пальцах (не алкогольную, разумеется). — Скажите, где вы переоделись в тот вечер?
— Что? — не понял он.
— Где вы оставили костюм Деда Мороза?
— Там же и оставил, у Еропыча. — Глаза школьного директора недобро блеснули. — Теперь вам понятно? Если предположить (я в это не особенно верю, но — вдруг!), что Гриша Кузнецов действительно видел кого-то на третьем этаже, в красной шубе и валенках, — то это был не мой костюм, мой был при мне, а сам я сидел на грязном топчане под лестницей и лакал водку из граненого стакана!
— То есть убийца принес в школу другой костюм, — кивнула Майя. — Ему было заранее известно, что вы будете играть роль…
— Да! — заорал Гоц. — Да, да, да, мать твою! Если бы я оставил костюм на вешалке, без присмотра, и кто-то взял бы его для маскировки (маскарад так маскарад)… Но ведь нет! Он приволок в школу точно такой же — шубу, валенки, бороду, посох… Он где-то (где?!) переоделся, убил охранника, снова переоделся, спрятал костюм. (Опять же: где? Его, кажется, до сих пор не нашли?) Объясните, на кой ляд такие сложности?
— И на кой же ляд? — заинтересованно спросила Майя.
— Чтобы сгноить меня в тюрьме, — торжественно сказал Гоц. — Или в психушке — невелика разница.
— И вы решили, что Сева Бродников — самая вероятная кандидатура…
Василий Евгеньевич выглядел слегка смущенным.
— А кого мне еще подозревать? Романа Ахтарова? И какой у него мог быть мотив? Решил убрать меня с дороги и сам пробиться в школьные директора? Или Анжелику — я вывел ей за четверть тройку по физике? Надо было двойку, да пожалел девчонку. — Он задумался. — Конечно, Бродников не сам — станет он руки пачкать, как же…
— Киллера, что ли, нанял?
— Киллера — вряд ли, — совершенно серьезно ответил Гоц. — Скорее у него должно было быть… как вы выражаетесь, доверенное лицо…
Несколько секунд Майя ошарашенно молчала: вот оно, оказывается, каково это — быть подозреваемой.
— Интересно, — наконец произнесла она. — Значит, вы пришли к выводу, что доверенное лицо — это я? Соседка и наверняка любовница (бедная Чита!). Вот почему вы заявились ко мне: я — слабое звено, стоит пригрозить пистолетом — и выложу все начистоту… Да, но как же Гриша мог нас перепутать? Пусть я (если следовать вашей логике) была в шубе, валенках и с бородой, однако вы гораздо выше и плотнее.
Она холодно улыбнулась.
— И вы не побоялись прийти к убийце?
— Да какая вы убийца, — устало отозвался директор. — Как, впрочем, и я. Не злодеи, а жертвы…
— Жертвы чего?
— Обстоятельств. Вы ведь тоже были у следствия на подозрении? Потом, конечно, разобрались, извинились, поблагодарили за активное содействие… — Он махнул рукой, собираясь подняться.— Напрасно я пришел к вам.
— Сядьте на место.
Гоц недоуменно посмотрел на нее — прямо в черный зрачок пистолета.
— Вы что, все еще мне не верите?
— А вы? — шепотом произнесла она, облизнув пересохшие губы. — А вдруг вы правильно рассудили, сидя в подвале на трубе отопления (сумасшедшие вообще на редкость логичны)?
— То есть?
Она улыбнулась, наблюдая его реакцию — его растерянность, крупными буквами написанную на лице.
— Что, если это я убила их? Сева приказал. (Кому он мог приказать? Соседке, любовнице, доверенному лицу.) И я убила… А теперь убью вас — слабое звено.
— Тварь! — рявкнул он и рванулся в сторону, но как-то вяло, заранее смирившись с судьбой. Майя, по- прежнему улыбаясь ледяной улыбкой, держала его на прицеле.
— Все верно, Василий Евгеньевич. Если бы не одно «но». Это вы следили за нами через витрину универсама. Вы, а не я — мальчик увидел вас. И готов был опознать — он бы точно опознал, но вы сорвали эксперимент. Вы сделали это мастерски, не подкопаешься… И — клянусь, вы отсюда не уйдете, пока не расскажете мне все, от начала до конца.
— Долго же нам придется тут сидеть, — побелевшими губами проговорил Гоц. — Не боитесь окочуриться от голода?
Глава 11
— Градоначальник! Градоначальник прибыл, — прошел по толпе гостей громкий шелест.
Задние ряды вытянули шеи, стараясь рассмотреть их превосходительство Владимира Федоровича с супругой, появившихся под руку из тихого, словно по заказу, снегопада за широкими окнами вестибюля.
Анна Фридриховна, в девичестве Гальперштейн, была на четыре года старше мужа и на несколько сантиметров выше и смотрелась рядом с ним точно комфортабельный океанский фрегат. Поговаривали (правда, осторожно, шепотом), что Владимир Федорович прыгнул в свое кресло через голову адмирала Дубасова не без ее самого деятельного участия (того самого Дубасова, блестящего офицера флота, в гардемаринах совершившего кругосветное путешествие на яхте «Держава», а через двадцать лет, на пике карьеры, командовавшего фрегатом «Владимир Мономах», на котором наследник трона, его высочество Николай Романов плавал на Дальний Восток). После того как Дубасов расстрелял рабочих на Пресне, на него покушались трижды, и трижды его жизнь спасало лишь чудо. Последний раз эсер Борис Вноровский бросил бомбу в его карету, когда адмирал возвращался из Зимнего к себе домой на Литейный. Вноровского застрелили на месте — теракт был санкционирован охранкой, после таких операций свидетелей не оставляют. Через месяц царь собирался в традиционное плавание по шхерам, планировал взять с собой на корабль Дубасова, как опытнейшего моряка, но Анна Фридриховна, улучив момент, шепнула на ушко знакомой фрейлине: «Мне кажется, это довольно опасно, дорогая. За адмиралом охотятся бомбисты — представляете, какой опасности подвергнется наш государь при таком соседстве! Заклинаю вас, милая, повлияйте на императрицу!»
Дубасова на корабль не взяли. Вместо него все путешествие подле Николая Александровича простоял Владимир Федорович фон Лауниц, мужественно боровшийся с приступами тошноты от морской болезни. Будущий — через два года — генерал-майор и петербургский градоначальник.
Ниловский наблюдал за собравшимися через темные стекла очков без диоптрий и опираясь на тяжелую трость (очки и хромота могут изменить внешность до неузнаваемости — он стоял недалеко от двери, за
