Дмитрий Быков
Статьи из газеты «Россия»
Турецкий зазор
(Дмитрий Быков и Ирина Ашумова)
В детстве один из нас однажды убедился, что можно заснуть на рок-концерте. Было очень громко и очень скучно. Так что заснуть при желании можно на чем угодно, даже на самом крутом блокбастере. Лишь бы в нем смысла не было.
Этот же персонаж заснул и на «Турецком гамбите». Иногда он просыпался, но фильм оставил у него какое-то рваное впечатление. Пришлось пересматривать — не будешь же рецензировать собственный растрепанный сон. И самое интересное, что в полном виде фильм оказался еще менее осмысленным, нежели в сонном.
Кто придумал чучела
Вообще все логично. У Первого канала давно уже — со времен «Старых песен о главном» и даже «Русского проекта», который теперь уже мало кто помнит, именно такая политика: отлично понимать, что получается, но делать все это с иронией, с полным сознанием профанации, с подмигиванием зрителю… Ну ты же понимаешь, зритель, что это туфта? Вот и мы понимаем. И все довольны.
Сейчас Первый освоил выпуск принципиально новой продукции. Правда, это придумал не Эрнст, а Никита Михалков — главный русский постмодернист и, рискнули бы мы сказать, таксидермист. Михалков — вообще зеркало русской культуры: в семидесятые и даже восьмидесятые он делал фильмы, а потом стал набивать чучела. Выглядит совершенно как настоящее, только не двигается. Началось это с «Очей черных», продолжилось «Ургой» и «Утомленных солнцем», а закончилось «Сибирским цирюльником». Там с огромным опережением — все-таки он очень талантливый человек! — была заявлена модель русского блокбастера. Для начала — огромная рекламная кампания. Лозунги о том, что русские круче всех и что они многое объясняют. Раскрутка, постеры на остановках, растяжки, духи с названием фильма, конфеты с кадрами на коробке… Потом — премьера. Что-нибудь смешное, в меру ироничное, чтобы зритель не так обижался на обманутые ожидания. То же самое подмигивание: ну вы же видите, что никакого величия нет? Что шедевр не состоялся? Ну так и не обижайтесь, это ведь фильм о России. Он русский, это многое объясняет. Слава огромная, имя громкое, а содержания давно никакого нет.
Бублик Первого канала
У талантливого Михалкова это сработало, потому что лейтмотивом его фильма был бублик. Теста много, оно пышное, а в середине — дырка. Фильм был об этой самой роковой, сосущей пустоте русской души, о пышном ее бублике и ничем не заполненной дырке. Заполнять эту пустоту люди пытаются чем угодно — гульбой, пальбой, страстями, но все равно у всех внутри пусто. Один нашелся с понятиями о чести — и того сослали в Сибирь и остался он там, бесплодно и бессмысленно. Форма картины — очень русофобской по главному пафосу — была вполне адекватна содержанию. Первый канал взял эту же форму, то есть иными словами — скопировал бублик, но выпекать его он решил по современной технологии: ручной камерой, с дрожащим фокусом и рваным головокружительным монтажом, с компьютерными технологиями и невнятными диалогами. А невнятицу люди делают по двум причинам: либо они очень хорошо умеют рассказывать истории и это им уже надоело, либо, напротив, не умеют вовсе ничего, но хотят выглядеть пресыщенными, утонченными, утомленными. Вот почему большинство неумелых людей так старательно косят под умелых, доводя повествование до полной невнятицы и игнорируя то, чем славны были сочинения Акунина: при вторичности и некоторой ходульности их спасали точность расстановки моральных акцентов, изящество, шахматная выстроенность интриги. Джаник Файзиев, постановщик «Турецкого гамбита», это все похерил к чертовой бабушке. Пошел чистый «Дозор» на совершенно недозорном и даже антидозорном материале, но с михалковским пышным пафосом. Куда это годится?
Виноват ли Акунин?
Не везет Акунину хотя за экранизации берутся серьезные люди. Адабашьян попробовал — не вышло. Фильм «Азазель» состоял из подчеркнуто изящных картинок в духе черно-белых открыток начала XX века, ненавязчивых острот, крупных планов собранного в складочку лба и прищуренных глаз молодого человека, стремящегося такими нехитрыми приемами дать портрет интеллигента и интеллектуала — все это вместе никак не спасало от скуки, буквально сводившей скулы при просмотре долгоиграющей эпопеи. Ладно, теперь у нас научились снимать динамично. Российское кино вроде бы становится «прокатным» и даже конкурирует с голливудскими хитами, о чем торжественно повествует рядовому зрителю реклама — главный двигатель прогресса. «Девятнадцать тыщ сто первый, о, сто второй», — комментирует положительный оборотень- медведь на фоне шипяще манящего «иди-в-кино-о-о-о». На наших глазах бекмамбетовский «Ночной дозор» установил новые правила. Но если про «Дозор» еще можно было говорить, что это пародия на расхожие стандарты, плевок в лицо истеблишменту и вообще специальная режиссерская стратегия, провоцирующая зрителя на сотворчество, то «Гамбит» на провокацию никак не тянет.
Какая тут провокация, помилуйте? Русская слава и ностальгическая точность! Если уж снимать кино про Русско-турецкую войну, с батальными сценами и шпионскими играми, то именно в духе «Цирюльника», без всяких членовредительских штучек… Вышло странно: со спецэффектами явно переборщили, батальные сцены получились картонными, ненастоящими, синтетическими, а все эти «проваливания» в бездну вообще ни к чему, только в глазах рябит и голова кружится — смысла никакого. И только из парфеновской программы-путеводителя про то, как снимался «Гамбит» (тут уж все сработано по законам жанра, по точному образу и подобию фильмов-бонусов о том, как снимался «Властелин колец»), становится ясно, что, оказывается, эта компьютерная «скала», сквозь которую наш Шерлок Холмс всякий раз проваливается, на самом деле символизирует грифель, которым выведены имена на карте.
Ну у каждого кулинара свои секреты. А у режиссера Джаника Файзиева их оказалось столько, что неподготовленный зритель с первого раза фильм просто не поймет — так он «зашумлен» модными мельканиями, подергиваниями, компьютерной графикой и общим преобладанием броской картинки над сюжетом — от самых первых кадров, с ярко-желыми подсолнухами и ярко-синими турками до последних, где лубочно раскрашенные Егор Бероев и Ольга Красько долго, печально смотрят друг на друга. Определенная лубочность присутствует во всем действии, сюжет которого только в самых общих чертах связан с романом. Пестрота и клюквенность, приправленные неоправданной претензией на эпичность, — вот секрет нового вкуса. Говорят, Акунин не виноват — по условиям продюсеров диалоги в сценарии должны были быть предельно сжаты. Да и откуда ему было знать, что припасенный для фанатов сюрприз с заменой главного
