своей армии и сострадание к ней: противоречие в том, что идти туда никто не хочет, ее современное состояние никто не одобряет, количество профессионалов в ней стремительно убывает… В общем, к ней почти применимы чрезвычайно горькие слова, сказанные Лениным в статье «Тяжелый, но необходимый урок»: «У советской республики нет армии». Статья была о Брестском мире, служила ему мотивировкой и оправданием. У нас армия есть, но служит в ней отнюдь не элита, а боеспособность ее под большим вопросом, несмотря на все удачные ракетные пуски, о которых нас теперь так часто информируют. Остается понять, каким образом Ленин и Троцкий сумели за полгода создать действительно многолюдную и боеспособную армию: еще в феврале под Петроградом не могли остановить немцев, путь на столицу был свободен, Брестский мир откусил у России всю Украину, фронт был гол, субординация забыта — а уже в мае, к началу реальной гражданской войны, Рабоче-крестьянская Красная армия была вполне сформирована. В ней отменили бардачный принцип выборности командиров и ввели расстрел за дезертирство — и поток добровольцев это не остановило, даром что шла уже и принудительная мобилизация. Никакими драконовскими мерами затащить народ в армию не удалось бы: РККА, хотим мы того или нет, была народной. Чтобы люди действительно хотели защищать свою страну, они должны чувствовать ее своей.
Вот почему, кажется мне, реформировать сегодняшнюю армию бессмысленно — или по крайней мере эта реформа должна начинаться не с чистого белья в казармах. Армия начинается с того, что она защищает. Защищать собственное бесправие охотников нет. Бессмысленно создавать образ врага, рассказывая, как НАТО подбирается к нашим границам, покушается на наше сырье и подкупает бывших сателлитов. Прежде чем возникнет образ врага, надо создать образ друга. И в Гражданскую, и в Великую Отечественную люди воевали не за суверенитет, а за лучшую, справедливейшую страну на свете. Мы ведь не одноклеточные, чтобы любить нашу страну просто за то, что она — наша. Советский Союз — а до него Российская Республика — представлялись своим гражданам совестью и надеждой мира, первой пробой его будущего переустройства. Спросите сегодняшнего российского гражданина, верит ли он, что нынешнее устройство России — светлое будущее всего человечества? Спросите даже, хочет ли он этого?
Для начала неплохо бы открытым текстом признать, что Отечество в опасности, и опасность на этот раз не только внешняя. Очень маловероятно, что кто-нибудь устремился бы под знамена большевиков, если бы 21 февраля 1918 года они выпустили гламурный декрет «Социалистическое Отечество в шоколаде».
Без поста
Судя по накалу, с каким Масленица отмечается в этом году, по количеству блинных туров, разнообразных ярмарок, ресторанных скидок и прочих спецмероприятий, последняя неделя перед Великим постом будет отныне разгулом безудержного консьюмеризма, временем узаконенного разлюли-потребления, простительного обжорства и напряженного безделья.
Ведь это наше, русское, родное, православное, больше так никто не оттягивается: сочетание народности и традиционности с духом объедения, изобилия и гулянья будет теперь весьма востребовано. Собственно, уже и в «Сибирском цирюльнике» — картине во многих отношениях пророческой, опередившей свое время, — Масленица была символом русской души, хоть и страшноватым, даже грозным. Тут тебе и кулачный бой на реке, и пугающе огромные фейерверки, и ледяные горы, на которых запросто шею сломишь, — словом, эпизод был контрапунктный, переломный, с него начиналась трагическая часть картины, когда веселье и любовь обернулись сломанной судьбой и Сибирью. Сегодняшняя Масленица куда радужнее, благо совпадает она с президентскими выборами и всенародным ликованием. Ликование это, замечу кстати, тоже подогрето искусственно: нас полгода пугали диким идеологическим ужесточением, а теперь манят «оттепелью». Все так и уговаривают: ничего не бойтесь, мы — либеральные, потребляйте безнаказанно, только не думайте и не говорите лишнего — и жизнь ваша будет лосниться, как этот блин!
Все это тем веселее, что Великого поста не блюдет почти никто: в думском буфете и главных столичных ресторанах заведется, конечно, постное меню, по телевизору скажут пару соответствующих проповедей, в женских журналах появятся статьи о пользе говения для фигуры, но, конечно, поститься нынешняя Россия умеет куда хуже, чем гулять. Она и работает хуже, чем потребляет: нет того азарта, той изобретательности. И если турфирмы дружно организуют масленичные туры, то о постных паломничествах наверняка не задумывается ни один туроператор. Впрочем, и слава Богу: такая вышла бы пошлятина — святых выноси.
Получается интересная страна: она как будто забыла, что не все коту масленица. Что за масленичными балаганами, круизами, попойками наступает время молчаливого сосредоточения и осознания своей греховности. Что после шумного и языческого, по сути, прощания с зимой должно начаться весеннее обновление, прежде всего духовное и умственное. Ничего этого мы, конечно, не дождемся. Великий пост выразится главным образом в новых запретах и появлении неизбежной их спутницы — интеллектуальной деградации. А символом России на ближайшие несколько лет станет круглый, улыбчивый, сияющий блин, ведь нефть тоже очень маслянистая жидкость.
Великий пост, конечно, все равно потом будет, это уж так устроено. Но кот в свою очередь тоже устроен так, что во время Масленицы совершенно не думает ни о каком посте — его гораздо больше занимают блин, сметана, рыбка и прочие радости потребления.
Добропамятный
Как понравиться ему? Как попасть в его команду? Из кого будет вербовать он тех счастливцев, кому предстоит отвечать на вызовы времени, возглавляя госкорпорации, курируя нацпроекты, превращая сырьевую Россию в нанотехнологичную? Однозначного ответа нет, но прогноз возможен.
Еще ни один российский руководитель, за исключением двух великих реформаторов — Петра и Ленина, не избежал главного соблазна: набирать соратников из числа родственников, коллег или земляков. Что до Петра и Ленина, при которых вертикальная мобильность была ошеломляющей и путь из грязи в князи занимал дни, а то и минуты, оба ненавидели свое прошлое и свои родные города. Петр не доверял москвичам, Ленин избегал волгарей. Все прочие вынуждены опираться на личную лояльность и общность происхождения, потому что доверять из российской власти нельзя никому. Цари доверяют тем, с кем воспитывались или сражались, тем, кто служил их отцам; генсеки и президенты — тем, кто держал им стремя в ранней юности, готовил бумаги на подпись в райкомовскую пору… У Дмитрия Медведева непростая ситуация: Владимир Путин наверняка не захочет выпускать ситуацию из-под контроля и обставит преемника собственными людьми, а тому ведь и своих надо где-то набирать. Правда, у них с Путиным во многом общий кадровый резерв — команда Анатолия Собчака; но есть различия. Большинство друзей Владимира Путина —
