Выходит, подверстывать православие к борьбе за общественный порядок — не меньшее преступление перед лицом Господа, чем распитие спиртного на улице; а может, и большее.
Впрочем официальная церковь в России весьма часто с опережением реагировала на инициативы государства, в особенности репрессивные и карательные. Сожалеть приходится не о репутации о. Всеволода Чаплина — в конце концов, это дело его совести — и даже не об имидже РПЦ в целом. Жаль тех молодых, искренне верующих людей, которые придут в церковь в поисках ответа на свои вопросы и будут рекрутированы в «косматые дружины». Впрочем, и среди них не так уж много дураков, путающих дубину с иконой.
Праздник, который всегда
То, что россиянам не урезали новогодние каникулы и Исаев гарантирует им отдых в полном объеме, если они, допустим, запланировали смотаться за границу на последние шиши, — серьезный повод для национальной гордости, заявляю без всякой иронии. Ну кризис. Подумаешь. Из отдельных газет мы уже знаем, что все это результат сговора мировой закулисы и что все свои биржи они обрушили единственно для того, чтобы нагадить Триумфальному Тандему. А России и кризис на пользу: сколько работодателей получили шанс свести счеты с ненавистными сотрудниками. Сколько внутренних проблем оказалось можно списать на всю эту общую катавасию, даром что проблемы у нас своеобразные и все пузыри обречены были лопаться без всякого кризиса. Он теперь — как мировая война, под которую легко оказалось списать любые внутренние жульничества; и это отдельный повод попраздновать, так что я единороссов очень понимаю.
Но если говорить серьезно — тут мне видится важный штрих для понимания национального характера. Ведь Россия никогда не отменяет праздники из-за кризисов — вероятно потому, что кризис у нас более- менее всегда, так что ж теперь — жизни не радоваться? Больше скажу — мне видится нечто величественное в этой русской способности веселиться посреди катастрофы. И не обязательно веселиться — есть у нас и торжественные праздники, от которых мы не отказываемся ни под какой угрозой. Главная военная победа 1941 года заключалась в том, что на Красной площади, в 30 километрах от которой стояли немцы, 7 ноября прошел парад. Надо уметь сохранять верность драгоценным ритуалам, улыбаться назло всем, кутить в эпицентре кризиса — и реальность подстроится под нас: она устроена так, что копирует внешние формы. Кто ведет себя как победитель — рано или поздно побеждает (если, конечно, его победительность выражается не в хамстве, а в благодушии и великодушии).
Россия умеет сделать широкую гулянку из чего угодно: в любом нашем празднестве есть привкус катастрофы, как в михалковской масленице из «Сибирского цирюльника», а в любой катастрофе — привкус радости от того, что она наконец разразилась и можно ее не ждать. И я абсолютно убежден, что если ближайшие новогодние каникулы (аж десятидневные) будут отпразднованы по обыкновению широко, с петардами, многочасовыми застольями и даже выездами за границу — при полной неопределенности российского экономического будущего и неизбежных политических пертурбациях ближайших месяцев, — это отпугнет все плохое и притянет все хорошее. Помните: как встретим, так и проведем. А поскольку выбор у нас всегда небольшой — либо праздник среди кризиса, либо кризис без праздника, — выбор, думаю, очевиден. Нам никто не сделает ничего хорошего, кроме нас самих. Хвала тебе, чума!
Основной инстинкт
Согласно прогнозам экспертов, на редкость единодушных в этом вопросе, угроза девальвации рубля, хоть и мягкой, заставит россиян в ноябре скупить как минимум в полтора раза больше валюты, и это, как хотите, инстинкт.
Я вообще за то, чтобы судить о народе именно по его инстинктам, а не по декларациям власти, самозабвенным рапортам ткачих или глупостям дрессированных участников так называемой «прямой линии» с президентом. Россияне не столько внушаемы, сколько обучаемы — они, как вода: легко принимают форму сосуда, в который их залили, потому что сопротивляться выйдет себе дороже, но, как та же вода, не меняют своего таинственного состава. Они могут сколько угодно повторять мантры о подъеме с колен, о росте национального достоинства, даже, пожалуй, о вине Америки перед Россией и прочим миром — как же, с кризисом-то они нам подгадили, так сам Медведев сказал. Это они сделали так, что мы живем за счет сырья, поощряем только тот бизнес, который лично симпатичен власти или породнен с нею, а заодно создаем в стране такую духоту и безысходность, при какой вожделенный интеллектуальный рывок невозможен по определению. Разумеется, это не мы: «Денщик! Корнет Оболенский заблевал мне весь мундир! — Э, господин поручик, да он и в штаны вам наклал…» Но, повторяя все эти девизы и лозунги, россиянин в трудную минуту кидается к зеленому другу. Он в него верит. Он не продавал его, даже когда зеленый друг похудел на 10 рублей, обесценив диванные и чулочные сбережения простого народа по крайней мере на треть. Россиянин знал, что зеленый друг отыграет свое падение, невзирая на все разговоры о беспрецедентной глубине американского кризиса, грядущем обрушении европейской экономики и окончательном торжестве рубля. В душе мы все стихийные западники. IN BUCKS WE TRUST. Лучше бы, конечно, in God, но пока хоть так…
У россиян вообще хорошо именно с инстинктами, потому что осмысленные действия и высказывания, как правило, являются следствием слишком долгих приспособлений и понятной скрытности. На поверхности мы — агрессивный, жадный, разобщенный народ, готовый кадить любой власти и неспособный защитить свои права. В действительности мы чрезвычайно солидарный народ, ибо в экстремальных условиях в нас тут же вспыхивает инстинкт взаимопомощи. Мы чрезвычайно недоверчивы при всей своей внушаемости и спешим за валютой вопреки уверениям премьера, что девальвации не будет, а рубль остается оптимальным инструментом накопления. Мы защищаем свои права, но не декларациями и демонстрациями, а вот этими тихими и уклончивыми действиями по сохранению своих убогих достатков. И в сумме эти достатки оказываются ого-го, подтверждая, что население не утратило еще одного инстинкта — в любых обстоятельствах прежде всего откладывать на черный день.
Главный-то наш инстинкт в долгой позиционной войне с начальством — не верить ничему и готовиться ко всему. Так что ни за доллар, ни за население, ни за Россию в целом можно не беспокоиться.
Пошла такая пьянка
