Вот они, колдуют над компьютером. Компьютер все тот же — допотопный, ржавый. Мертвый хлам.
Но у них — ух ты! — он работает. Вибрирует, пыхтит, весело дребезжит.
Барахло. О, не совсем, конечно. Просто я обогнал эту штуковину. Ууу, ум может совершать все новые и новые операции вплоть до экстралогических, при условии, что запоминающее устройство способно постепенно аннулировать прежние результаты.
Разум располагает ограниченной площадью.
Степень прогресса в области познания определяется количеством мусора (устарелой информации), которое память в состоянии переварить и забыть.
Все упирается в мусор, дорогие мои люди.
Идти по пути прогресса — значит забывать.
Кардиналы внимательно изучают данные, полученные на компьютере.
У-у, у них явно недовольный (расстроенный) вид.
Кардинал Далласский Матфей сплющивает зубами сигару и с размаху — ах ты! — бьет по компьютеру ногой.
— Дрянь, сволочь!
Машина молчит. Не ропщет.
Троица подходит к папе (с великим благоговением).
— Эдуард, — тихо говорит государственный секретарь.
— Ммммм.
Что должно означать: да не морочьте вы голову, ух, не мешайте нам с Иоанном любезничать.
— Извини, Эдуард, — не унимается Марк, — так сказать, дела обстоят не ахти.
Ему вторит Матфей:
— Прямо-таки из рук вон.
— Темпы производства неминуемо снизятся, — подливает масла в огонь Лука.
Эдуард недовольно поднимает брови и вопросительно смотрит на своего Иоанна.
— Ммм. Ммм?
Иоанн кивает.
— Отлично. — И тут же, насупившись, машет головой. — Прошу тебя, Эдуард, не впутывай ты меня в эти дела.
Ах ты!
Эдуард не оставляет без внимания просьбу Иоанна:
— Верно, верно.
Разговор, похоже, окончен, но теперь уже я подаю голос: «Хм», дабы привлечь внимание двух — ух! — голубков (беленькие, что тот, что другой) к кардиналам.
Каковые, по-моему, имеют сказать нечто серьезное, и меня интересует, что именно.
— Так вот, — с расстановкой говорит Марк. — Если мы, так сказать, не примем незамедлительные меры, наш экономический план может провалиться.
Матфей бормочет, не выпуская изо рта сигары:
— Этого ни в коем случае нельзя допустить, о’кей?
Эдуард думает — несколько секунд, затем говорит (решительно) «ммм» на ухо верному Иоанну (красавчику).
Божий глас схватывает на лету.
— Отлично. Папа хочет знать, сколько фунтов на душу населения?
Лука с готовностью отвечает:
— Пятилетним планом предусмотрено на четвертый, то есть на нынешний, год выбрасывание каждым гражданином в среднем по сорок фунтов мусора в день.
Матфей размахивает перфолентой с данными компьютера. Губы, обхватившие сигару, ууу, горестно сжаты.
— О’кей. А у нас и по двадцать пять не выходит.
— Верно, верно. Скверно, скверно. Ммм.
— Отлично, — переводит Иоанн. — Папа говорит, что с подобным положением мириться нельзя.
Кардиналы начинают шептаться. Но для моего привычного уха (ха-ха-ха) явственно каждое слово в их разговоре.
Марк предлагает сделать ставку (ух ты) на форсированное потребление готового платья.
Матфей, напротив, ратует за продовольственные товары. Включая стиральные порошки. Ишь ты.
Лука — поборник просвещения.
— Книги, книги и еще раз книги, — настаивает он, и при этом бородка у него дрожит. — Минимум по семь с половиной штук на человека ежедневно. Книг можно покупать бесконечно много, все равно никому и в голову не придет собирать библиотеку.
Поняли, друзья? Каждый гнет свою линию.
Так всегда. О да!
Вечно одно и то же. Всяк дует в свою дуду.
У-у! У-у! У-у!
Папа прикрыл глаза: думает. Наконец он вверяет долгожданное «ммм» Иоанну.
— Отлично, — радостным голосом произносит красавчик, бросив на папу (моего отца) восхищенно- влюбленный взгляд. — День отказа. Эдуард считает, что торжества в честь основания нашей церкви, церкви отказа, следует отметить грандиозным почином — Днем отказа. Потрясающе. В этот день все граждане сделают исключительно большие покупки. Рекордсменов ждут медали, дипломы и призы. Все на штурм рекордов; магазины, где прилавки опустеют раньше, получат премии — разумеется, товарами.
— О’кей, хорошая идея, — поддерживает Марк. — Мы еще шире вовлечем народ в разные конкурсы, обрушим на него новые диаграммы, цифры (очки), товары по льготным ценам. Так сказать, массированный удар.
— Наш Эдуард всегда на высоте положения, — подпевает Лука.
А, то-то же! Эдуард — мой отец. Ооо!
Матфей, пожевав, одобрительно выплевывает кусок сигары.
— День отказа. Недурно звучит, думаю, понравилось бы даже противникам, еретикам, раскольникам. Если бы они у нас были, ихихихи, ахахахаха. О’кей. Для производства это будет как глоток кислорода, и-и-и. И веру укрепит.
Ну разве не молодец наш защитник культа? А? По-моему, Матфея можно пощадить, ууу, у меня пока что нет оснований для его ликвидации.
Тому, кто стремится к власти, здравый смысл подсказывает: врагов следует безжалостно (беспощадно) убирать. Это истина.
А?
Слышатся звуки трубы.
О!
У!
Уже?
Нет чтобы завтра.
Лука прислушивается.
— Это войска возвращаются из Европы.
Матфей бросает в воздух шляпу.
— Ууу, ту-ру-ру! Трубы трубят победу!
— Скорее, — торопит Марк. — Бежим встречать победителя. Так сказать.
Кардиналы убегают, и одновременно в тронный зал, запыхавшись — уф, — влетает Маргарита. Папская жена.
Моя мать.
Послушайте ее. Послушайте.
— Эдуард, это наш сын Георг. Он возвращается с победой.
