Пытается прозондировать почву.
— А как насчет Ричарда?
Ага!
Мария допивает до конца бутылку и отбрасывает ее далеко в сторону. Бутылка разбивается.
— Ричарда-горбуна? Мы будем гонять его бегом, пока не сломает здоровую ногу.
Все смеются — ах, как им весело!
Всем, кроме Горация.
— Я боюсь его. Лучше с ним договориться.
Эгеге, этот понимает, что Ричарду — у! — палец в рот не клади. Ишь, нашли безобидного дурачка, а!
Брут изо всех сил мотает своей большой головой.
— Нет. Мы не станем делить власть с чужаками.
— В любом случае решать парламенту, — говорит Кассий.
— Какому парламенту? — У, это визжит Мария. Ого! — Опять ваши старые бредни!
На заросших щеках Кассия ходят желваки.
— Социализм неотделим от демократии.
— Да, — подает голос Гораций. — Ни в коем случае нельзя недооценивать такой стимул, как частная инициатива. Если мы хотим, чтобы население этой страны было с нами.
Брут отвечает рычанием. Ревом.
— Когда я слышу слово «частный», я хватаюсь за пистолет. С этого слова начались все беды человечества.
— Так-то оно так, Брут, но ведь производственные отношения…
Кассия грубо перебивает (прерывает) Мария:
— Баста! Прекратите! Послушаешь вас — и появляется желание восстановить доброе христианство с его любовью к ближнему и прочими баснями. К тому же, оставляя Европу, мы условились раз и навсегда выкинуть из головы идеологию.
Запальчивость Марии приводит заговорщиков в состояние безудержного веселья. В телячий восторг.
Брут шлепает Марию по заду. У!
— Брось, просто тебе по душе мысль стать папессой.
Гораций молча стоит в сторонке.
22
Пора ускорить (у! убыстрить) действие. В противном случае читателям надоест ждать, и они плюнут.
Я схоронился.
Меня можно принять за черный мешок, набитый мусором.
Ага.
Вот и кардиналы.
Марк сучит ручонками. Он потерял очки (или снял, чтобы меньше видеть).
Матфей на этот раз не в белой шляпе, а в зеленой, как у разбойников с большой дороги.
Лука без бородки.
Иии, люди, похоже, они возбуждены. Озабочены.
Марк находит (наконец) горсточку слов.
— Вас тоже, так сказать, звали?
Лука объясняет:
— Мне позвонили. Голос в трубке не допускал возражений.
Матфей бросает вокруг тревожные (беспокойные) взгляды.
— О’кей. Это был голос Судного дня.
А-ха-ха (э-хе-хе).
Марк ступает с большой (ой!) осторожностью, чтобы не споткнуться и не упасть в мусор.
— Вот именно, так сказать. Но кто нам звонил?
— Не знаю, — недоумевает Лука.
— Он не назвался, — бормочет Матфей. — Ума не приложу.
Не приложит ума. А-а-а!
А-а-а, тем лучше!
Смелее, Ричард, вперед!
Я стараюсь расправить занемевшие конечности. Неуклюже ковыляю к святой братии. Нарочито — о! — медленно.
— Это был я.
Марк только что меня заметил.
— Так сказать, ты? Ричард?
Матфей возмущен. (Ну-ну.)
— Как ты посмел?
Лука ощупывает лицо — ищет сбритую бородку.
— На этот раз мы посадим тебя на цепь, это уж точно.
О! У!
Я подготовил (отрепетировал) убийственную речь, которую сразу и начинаю:
— Дорогие кардиналы, вашим грязным махинациям пришел конец. Если вы вздумаете сопротивляться (упираться), ууу, учтите, что на моей стороне трудящиеся из Европы, готовые восстать. Европейцы прекрасно знают, как это делается. В их истории были революции, решающие для человечества, революции, перед которыми бессилен даже большой взрыв.
Кардиналы слушают.
О, очень внимательно. Окаменев. (От удивления?)
— Не хватает кардинала Иоанна. Не будем пока что отвлекать главного теолога от его ученых занятий. Марк, кардинал Бейкерсфилдский, начнем с тебя — как с государственного секретаря. В твоем мусоре — да, в твоем мусоре — я нашел улики и обвиняю тебя в том, что ты заключил сделку с владельцем компании готового платья мистером Блэком, которого ты поддерживаешь и с которым делишь прибыли.
Марк — вы знаете, как он ратует за рост потребления готового платья, — уже не пытается меня разглядеть.
— Матфей, кардинал Далласский, защитник культа и посему — у! — несмотря на слабость, которую я (лично) к тебе питаю, редчайшая сволочь! На основании собранных мною улик я обвиняю тебя в том, что ты являешься компаньоном мистера Реда, монополизировавшего производство продовольственных товаров и бытовой (и-хи-хи) химии, и вкупе с ним присваиваешь незаконные барыши.
Матфей, ей-ей, словно повис на своей сигаре.
— Что касается тебя. Лука, кардинал Ричмондский, великий инквизитор, я располагаю доказательствами твоего сговора с мистером Уайтом, бумажным фабрикантом, и ваших с ним сверхприбылей. Книги с чистыми страницами! Некрасиво!
Лука выслушал это, делая вид, будто разглядывает черный ободок ногтя на большом пальце.
С закрытыми глазами считаю до десяти.
Аут! (Нокаут.)
Я победил.
У, уложил их — окончательно и бесповоротно.
Срочно нужен танец. Гопля, эх! Гопля, ах!
Ну, кто первый?
— Аах!
