— Вот и наш сосед, о котором я вам только что говорила, — понизив голос, сообщила Росарио. — Каспар де Сохо и его дочь Долорес.
Сохо походил бы на римского патриция прямым носом и окаймлявшими лоб и виски кучерявыми волосами, если бы не характерные для кастильского дворянина бородка клинышком и усы. Внешность Долорес производила странное впечатление. Вероятно, в детстве она была хорошенькой, но какая-то деревянная скованность, с которой она держалась, и колючий, недружелюбный взгляд маленьких серых глаз придавали облику девушки странную неестественность.
Отец и дочь были в широких четырехугольных бархатных беретах, украшенных вышивкой и перьями.
— Донья Росарио, рад видеть вас в добром здравии! — громким голосом произнес Сохо.
— Доброго вам дня, дон Каспар! Здравствуйте, сеньорита Долорес! — приветливо откликнулась Росарио. — Рада представить вам близкого друга Мануэля, сеньора Алонсо Гарделя.
Сохо скользнул взглядом по Алонсо, ответил на его полупоклон едва видным кивком и, словно забыв о его существовании, снова обратился к Росарио:
— Как я слышал, несколько дней назад отправилась в океанское плавание новая эскадра Кристобаля Колона. Теперь надо думать, что возвращения вашего сына осталось ждать совсем недолго.
— Благодарю вас, дон Каспар! Сеньор Гардель уже сообщил мне это радостное известие.
Алонсо не был уверен в точности своих наблюдений, но ему показалось, что при упоминании имени Мануэля Долорес слегка поджала губы.
— Не буду мешать вашей прогулке, сеньора, — молвил Каспар де Сохо. — Надеюсь, в скором времени мы увидимся на балу у герцога Альбы де Тормеса.
С этими словами он попрощался, и небольшая кавалькада покинула опушку леса.
Последние слова кабальеро, очевидно, предназначались для того, чтобы произвести особое впечатление на человека неблагородного происхождения, каковым в его глазах являлся Алонсо. Интересно, что бы он сказал, узнав, что книготорговец Алонсо Гардель постоянно видится с упомянутым герцогом Альбой в литературном кружке Консуэло Онесты?
— Я не слишком пришелся по вкусу вашему другу, не так ли? Может быть, дело в том, что я не дворянин?
— Возможно. — Росарио смутилась. — Он полон предрассудков. Но я не утверждала, что он мой друг. Сохо был приятелем дона Фелипе. Что же касается меня, то между нами всегда существовала определенная натянутость, а после того, как Мануэль, вернувшись с войны, не возобновил ухаживаний за сеньоритой Долорес, она усугубилась. Мануэль рассказал мне, что во время осады Гранады он полюбил девушку, которая вскоре куда-то исчезла. Я просила рассказать об этом подробнее, но он обещал сделать это лишь после того, как отыщет пропавшую возлюбленную. Так я о ней ничего и не узнала.
По дороге в Саламанку Алонсо размышлял о том, когда он теперь снова увидит хозяйку Каса де Фуэнтес. С прошлой встречи прошло не более двух недель, однако для сегодняшнего визита была веская причина: он должен был сообщить Росарио об отплытии эскадры Колона. Но теперь появляться у нее чаще чем один раз в месяц или даже в два месяца было бы неприлично. Алонсо уже ловил косые, недоумевающие взгляды Эмилио и Пепе.
Впрочем, после совместной прогулки в лесок, куда уходила римская дорога, Алонсо казалось, что ему вовсе и не хочется так уж часто видеть Росарио. Он словно насытился ее присутствием и теперь полагал, что не питает никакого особого интереса к сеньоре де Фуэнтес.
Так ему казалось еще два дня.
На третий Алонсо заскучал. Бранил себя, негодовал, всячески пытался отвлечься, но все равно тосковал. Днем наведался к Консуэло и поделился с ней своими терзаниями.
— Тебя, несомненно, что-то с ней связывает, — решительно заключила обитательница особняка на предмостной площади. — Не случайно же ты постоянно видел ее во сне на протяжении двух лет.
Да, видимо, он просто привык часто видеть во сне юную синеглазую красавицу. А теперь, после знакомства с Росарио во плоти, эти сны прекратились. Алонсо решил, что он скучает не по нынешней сеньоре де Фуэнтес, матери Мануэля, а по «девушке из медальона».
Алонсо пришла в голову спасительная мысль: он решил, что нынче же ночью непременно увидит ее во сне и это его успокоит. Ведь в попытках воздействовать на сюжеты сновидений он достиг немалых успехов! Пусть он так и не научился влиять мыслью на реальность — уж в своих-то снах, когда он их осознавал, Алонсо был полноправным господином. Почти полноправным, поправил он себя, вспомнив, как пытался превратить приснившегося ему накануне Каспара де Сохо в дружелюбного гнома с высоким колпаком, а тот стал рыжей собакой и завилял хвостом. Главная-то цель все же была достигнута: недоброжелатель превратился в дружелюбное существо.
Алонсо весь вечер набирался решимости и лег спать с таким напряженным ожиданием встречи с синеокой чернокудрой «девушкой из медальона», что полночи вовсе не мог заснуть, а затем, измученный, провалился в глубокое забытье и никаких сновидений наутро не помнил.
Этот недосып, из-за которого Алонсо весь день с трудом держался на ногах, занимаясь делами книжной торговли, свалило его в неурочный час, как только он вернулся домой.
Полежав немного, он встал с кровати и вылетел в окно по солнечному лучу. Все пространство было напоено золотым сиянием. Вскоре Алонсо оказался на римской дороге, пролегавшей внутри огромной залы, напоминавшей неф главного собора в Саламанке.
— В светлой радости усни, — приветствовала его Росарио де Фуэнтес и лучезарно улыбнулась. — Ты родился. Это сны.
Алонсо испытывал облегчение оттого, что теперь не придется искать ее образ в сновидениях. Вот она стоит перед ним во весь рост и улыбается. Только зачем она держит, подобно Афине Палладе, этот длинный сверкающий меч?
Навстречу Росарио выплыла из бокового нефа девушка из медальона. Она была меньше, тоньше, но моложе и быстрее. Она тоже была вооружена, однако напоминала скорее охотницу Артемиду.
— Постарайтесь прожить жизнь, никого не убивая! — крикнул им Алонсо. Но воительницы уже сошлись в смертельной схватке. Алонсо обмирал от ужаса за каждую из них.
Обе мастерски владели мечом и с такой скоростью управлялись с клинками, что те выглядели подобно двум павлиньим хвостам из сверкающих стальных полосок.
— Какой талант! — восхищенно произнес Пако Эль-Рей, поглаживая бороду. На кольце, свисающем с левого уха, проступали контуры черепахи. — Мы с ней одного племени!
— С какой из них? — спросил Алонсо. — С доньей Росарио или с девушкой из медальона?
Пако загадочно взглянул на Алонсо и медленно произнес, чеканя каждое слово:
«Сны? Так это же сон! — догадался Алонсо. — Ну, конечно, это сон, и все в нем будет происходить так, как захочет сам сновидец».
— Вам не надо драться! Вы обе суть одно! — крикнул Алонсо.
Соперницы слились друг с другом в ослепительной вспышке света, и теперь Росарио, юная, восемнадцатилетняя, стройная, стояла за высоким клавесином, и из-под ее пальцев расходились во все стороны серебристо-золотистые дорожки. Ее взгляд упал на Алонсо, и она улыбнулась ему так, как может улыбаться пространство нашего собственного сна, где мы желанны, любимы и где нам ничего не грозит.
Сновидение кончилось, однако состояние сна продолжалось. Алонсо спал и в то же время слышал пение птиц за окном. Судя по отсутствию иных звуков, рассвет только занимался. Алонсо вспомнил лицо юной Росарио, когда она стояла за клавесином, и этот образ снова во всех подробностях возник перед ним. Не так, как бывает в воспоминаниях, а совершенно отчетливо, как наяву. Или как во сне, когда он еще только переживается, а не вспоминается на следующий день.
