Хвостов, как шафер, сидел по правую руку поручика, и тому доставляло огромное удовольствие видеть Хвостова в пиджаке, в крахмальной рубашке и при галстуке.
— Сын выходит в отставку, — говорил профессор. — После такой войны возражать нельзя. А что будет делать — не знаю.
— Учителем буду, папа!
— Вы все на учительстве помешались, вон сестра твоя тоже все учит.
— Что может быть выше того, чтоб нести свет в народ?
Профессор поморщился:
— Ох, высоконько — свет! Азбуке простой обучите — и то хорошо.
— Папа, азбука и есть свет!
— Боже мой, как они все меня разъясняют! Будет! Горько!..
После обеда Логунов и Нина гуляли по Аптекарскому острову. В прозрачных, пустых осенних садиках стояли серые осенние дома. Мимо домов, садиков и развороченных огородов катилась мутная река. Из барок выгружали дрова. Дрова были серые, все было серое, а вот жизнь не была серой. Жизнь была великолепна.
Все будет хорошо! Счастье и правду нужно брать с бою. И свое счастье, и всенародное! Еще недавно она хотела на всю жизнь остаться незамужней, думала: «Тогда я буду сильна, свободна, ничто не отвлечет меня». Но какая бедность — остаться навсегда незамужней!
Поздним вечером сидели в комнате у Тани и говорили о Грифцове и Горшенине. Где они? На Дальнем Востоке?
Настольная лампа под низким абажуром позволяла видеть деревья за окном и далекие огни чужих окон. Шум города сюда не доносился.
В будущем, когда победит революция, хорошо будет жить и работать на Аптекарском острове.
9
После 9 января партия бросила лозунг всеобщего вооружения, и Цацырин, вернувшийся из тюрьмы, увидел, как широко откликнулись рабочие на этот призыв.
В мастерских завода тайно изготовлялись пики, кинжалы, тесаки; несколько человек готовили бомбы.
Оболочки для них делал Скачков. Бросив свою навязчивую мечту об убийстве царя, он теперь весь отдался изготовлению бомб.
— Без бомб, Сергей, рабочий класс как без рук, — говорил он. — Кинжалы, ножи — конечно! Но только бомба даст нам силу. Представь себе, казаки или жандармы скачут на баррикады, а мы их бомбой, второй, третьей! Не знаю, как у путиловцев. У них, говорят, тоже есть запасец…
Запаивали бомбы в медницкой. Когда Цацырин пришел в мастерскую, там резали и паяли различной величины трубы. Цацырин подошел к Скачкову и увидел, что Скачков, как и его соседи, запаивает короткую трубу.
Вечером на заседании цехового комитета Скачков спросил Цацырина:
— Не распознал? Я под самым носом у Чучила запаяю бомбу!
«Не по дням, а по часам растет сила рабочего класса», — думал Цацырин, направляясь к Варвариной квартире на заседание.
Войдя, он сразу понял, что в комнате нечто необычное. В комнате было человек пятнадцать, и все они сгрудились вокруг диванчика.
Варвара, открывшая Сергею дверь, сделала неопределенный знак, который обозначал не то «тише», не то «а ты еще не знаешь?»
Цацырин подошел к товарищам, приподнялся на цыпочки и увидел Грифцова.
— Так вот, товарищи, в Петербургском Совете неблагополучно! — говорил Грифцов. — Весьма неблагополучно.
— Но почему? — спросила Дашенька, сидевшая на валике диванчика.
— Вы должны знать положение лучше меня, я здесь всего два дня! К тому же — еще не приехал Ленин.
Цацырин встретился глазами с Грифцовым. Грифцов улыбнулся ему и кивнул головой. Дашенька сказала:
— Сережа, наконец-то ты!
— То, что произошло в Петербурге, — продолжал Грифцов, — для меня понятно. Арестами и преследованиями отряд большевиков ослаблен везде, а здесь, в Петербурге, нас пощипали больше, чем в других городах. Когда же подъем революционной волны стал очевиден, в столицу, где должна решиться судьба страны, лавиной хлынули меньшевики и буржуазные либералы всех мастей. Как, например, получилось, что председатель нашего Совета депутатов, то есть организации, которая должна руководить боевыми действиями рабочего класса, — Хрусталев?
Грифцов оглядел сгрудившихся вокруг него комитетчиков. Он говорил не очень веселые слова, по говорил бодро, и от этого всем становилось как-то легче.
— Товарищ Антон, — сказал Цацырин, — получилось на моих глазах так, как вы и говорите: на митингах во всех предприятиях появились мало кому известные, но горячие ораторы-меньшевики. Разве рядовые рабочие, те, которые выбирали, могли разобраться на собрании, кто какой линии придерживается? Горячо было, радовались, спешили, поднимали руки, голосовали. Им предлагали: Иванова! — и выбирали Иванова, заядлого меньшевика, которого на выстрел нельзя подпустить к рабочему делу и к революции.
— Вот именно! — сказал Грифцов. — Так и было. Я разговаривал с Хрусталевым по поводу требования Совета вывести войска из столицы и отвести их не менее чем на двадцать пять верст.
— Ни одного казака, ни одного полицейского! — сказала Маша. — Это правильно: тогда мы можем спокойно организовать свои силы…
— Дорогие! — сказал Грифцов и слегка ударил себя по коленям. — Меньшевики требуют увода войск. Предположим, правительство согласилось. Войска отведены на двадцать пять верст. Царь в Петергофе со своими войсками. Неужели, вы думаете, он спокойно будет наблюдать ваши бесчинства, имея под руками огромную армию? В конце концов ему наскучит выслушивать ваши требования, он двинет войска — и все сметет. Не за отвод войск надо бороться, а за переход их на сторону восставшего народа!
Дашенька воскликнула:
— Кто же из нас этого не знает! Но вдруг забыли, забыли… и понимаешь, Антон, почему?
— Конечно, понимаю, — усмехнулся Грифцов, — один вид марширующих солдат вызывает в вас ярость. Но кроме Семеновского полка есть, товарищи, в русской армии другие полки, и прежде всего полки Маньчжурской армии, полки запасных. Запасные разъезжаются по России. Это, товарищи, сила, и, что бы ни было, эти люди не забудут урока, преподанного им на полях Маньчжурии.
— Пускай гвардию уберут отсюда, — сказал Пудов. Высокий, тощий, он возвышался на целую голову над окружающими. — Гвардия на нашу сторону не перейдет. Гвардию и казаков…
— Я бы и на казаков так безнадежно не смотрел, — сказал Хвостов, стоявший у печки. — Брожение началось не только среди солдат, но и среди казаков.
— Вот видите! А Хвостову я верю: сам солдат, солдатскую душу он понимает. Теперь о нашем насущнейшем деле — об организации и действиях боевых отрядов. Нам сказано: не ждите указаний! Работайте сами. Что мы должны сделать? Отлично изучить расположение города, банков, казначейств, полицейских участков, казарм. Мы должны разработать план восстания для своего района и согласовать его с планом восстания, выработанным партийным центром для всего города и для всей страны. Нам нужно найти слабые места у противника, хорошо изучить топографию города. Нам нужно быть готовыми отбить черносотенных громил.
Пересели за стол. Под конец совещания возник еще один вопрос, возник как-то у всех сразу: о введении явочным порядком восьмичасового рабочего дня.
