не стреляли. Мы были в таком напряжении, что слышно было, как закручиваются волоски у нас подмышками. Со стороны могло показаться, что это две мраморные статуи. Обычно, вы меня знаете, я стреляю запросто. Но тут меня сковывала быстрота реакции парня. Мы не решались стрелять из опасения, что другой опередит на ту тысячную долю секунды, которая может оказаться роковой. Так что ситуация была — палка о двух концах.
Мы позволили себе два или три робких вдоха, чтобы пустить кислороду в легкие.
— Брось его, беби! — глухо приказал я.
— Нет, бросай сам! — ответил он.
— В этой маленькой игре ты наверняка проиграешь.
— На что спорим? — усмехнулся мой противник.
— Ни на что, — сказал я, — потому что ты никогда не заметишь, что тебе абзац.
— Ты думаешь?
— Ты вспомни-ка, на своей крыше ты меня ведь не хлопнул, когда мог это сделать сто раз!
Это его задело.
— Меня смущали огни на террасе, они блестели на моем прицеле...
Тут мне пришла идея. Бог мой, до чего же я все- таки умен!
— А теперь, малыш, — сказал я ему, — тебя будет смущать сверкание моря, над которым встает заря.
И, в самом деле, я заметил, как он заморгал.
— Давай, — посоветовал я, — бросай свою пушку и начнем говорить серьезно, а не ждать здесь второго пришествия.
— Ни за что, — пробормотал он, криво улыбаясь.
— Я хочу тебе предложить...
— Что же?
— Я считаю до трех. На счете три каждый разжимает руку и роняет свою пушку, идет?
Хотя он стоял в восьми с половиной метрах от меня, я четко уловил ядовитый блеск, мелькнувший в его взгляде.
— Договорились...
— Раз! — начал считать я... — Два...
И на счете «два» я нажал спуск. Этот мерзавец сделал такой же расчет. Просто я на тысячную долю секунды раньше выполнил программу. Его пуля затерялась в морской пучине, тогда как мою он получил в жирное брюхо. Вот он выпустил оружие и упал на колени, хватаясь за рану. Серия безобразных гримас... Он бледнел на глазах!
Я бросился к нему.
— Если бы ты не жулил, этого бы не случилось, — сказал я.
Он стиснул зубы, бедняга. Пот ручьями струился по его роже.
— Я сейчас отвезу тебя в госпиталь, — обещал я, — но сначала ты мне скажешь, куда ты отвез двух матросов, когда они вышли из больницы...
Он медленно, бесформенной массой опустился на песок.
— Послушай, парень, тебе необходимо вытащить из брюха пулю, и я готов доставить тебя к хирургу, но сперва мне надо сказать правду. Зачем тебе уносить секрет в могилу, скажи, болван!
Дыхание его становилось прерывистым, он стонал. Вокруг нас плескалось море, солнце, как на почтовой открытке, подымалось над волнами, наполняя вселенную своим щедрым светом, как пишут в школьных сочинениях первоклассники.
— Ты меня слышишь, друг?
— Да.
— Двое матросов с «Кавулома-Кавулоса», а, скажи мне, куда ты их отвез?
Он пробормотал едва слышно:
— Монастырь...
— Какой монастырь? Говори! Время не терпит!
— Монастырь на горе Фоскаос...
— А Ника, где она?
Он приоткрыл веки, и в его лихорадочно блестящих глазах отразились маленькие облачка нового утра.
— Какая Ника? Что вы хотите сказать?
Честное слово, он был не в курсе! Надо его довезти до медпункта. Я присел, чтобы взять его на руки,. но в этот момент он выдохнул «рррха» и откинул копыта.
Шум заставил меня повернуть башку — на некотором расстоянии появились двое рыбаков. Это был неподходящий Для созерцания бесконечности момент, я кинулся к рулю «роллса» и отчалил.
Глава X, в которой я веду себя скорее как преступник, чем как комиссар
Чертовски паршиво встретил меня комиссар Келекимос! Мог ли я думать, что он отнюдь не такая уж добрая душа!
Скрестив руки за спиной, надвинув фуражку до бровей, он расхаживал взад-вперед и говорил, а я размышлял, мрачный свидетель.
— Не думайте, что ваш статус иностранного коллеги защитит вас, — с пеной у рта говорил он, чудесным образом заимев вдруг обыкновение изъясняться на моем родном языке. — Не надейтесь, что я буду щелкать пальцами и говорить, чтобы вас отпустили после того, как вы изнасиловали внучку видного дипломата и убили ее шофера!
— Послушайте, Келекимос...
— Называйте меня «господин комиссар»! — проревел он.
— Послушайте, господин комиссар. Полис сама, как говорится, а холуя ее я пристрелил в качестве допустимой меры самозащиты!
Он ответил, краснея:
— Ну да, она так сама... что ее нашли связанную и засунутую в ванну! А рыбаки, внушающие доверие, видели, как вы стреляли в шофера!
— Я настаиваю на том, что сказал, господин комиссар! — напирал я, — Скажу больше: Полисы замешаны в историю с похищением Ники.
Он подпрыгнул.
— Как!
— Это правда. Два моряка с «Кавулома-Кавулоса» высадились в Афинах под ложным предлогом. Они провели двадцать четыре часа в госпитале и позвонили Полисам, чтобы те за ними приехали. Перевозкой занимались Александра Полис и шофер. Более того, вы должны были найти в багажнике «роллса» ружье с оптическим прицелом. Легко удостовериться, что оно было в ходу, использовалось этой ночью. Разве это такая вещь, которую обычно находишь в автомобиле?
Мои заявления не произвели особого впечатления на комиссара Келекимоса.
— Из-за того, что мадемуазель Полис знакома с двумя моряками с «Кавулома-Кавулоса», вы полагаете, что должны были ее насиловать и связывать по рукам и ногам? Оттого, что в багажнике машины оказалось ружье для охоты на серн, вы считаете, что должны застрелить шофера? Сожалею, но я ничего не могу сделать для вас, дело должно следовать своим чередом.
— А Ника тоже — следовать своим чередом?
Это его задело.
— Мы найдем ее! — заявил он.
— Тогда вам придется здорово попрыгать, а то, как только мир узнает обо всем, ваша репутация будет похожа на мусорную урну!
— Не беспокойтесь о моей репутации, подумайте лучше о своей! — парировал он. — Я по крайней
