совершенно неотложным. Спустя четыре минуты на мостик вбежал запыхавшийся Липков и доложил, что широкоплечий гроза женщин нажрался сейчас сильнейшего снотворного, что и делает после каждой вахты, тем более, дежурства. Получалось, корабль остался сейчас с единственным представителем в ожидающейся схватке, ведь налакавшийся сонной браги боцман категорически отказывался просыпаться, уткнувшись в парочку упругих грудей какой-то флибустьерки.
Клипард рвал и метал, суля Бибулу все кары небесные, но пьяный служака даже ухом не повел. Долго не думая, капитан сам выдвинул и одобрил свою особу на смертный бой.
Уже находясь на специальной дуэльной площадке и наблюдая, как из шлюза инквизиторской крепости выскакивают рослые воины с силовыми копьями и двуручными атомными секирами, он немного одумался, но было поздно. Каждый их священников был облачен в обтягивающее тело кожаное трико красного цвета, красный же силовой шлем и черные, кованные титаном сапоги. На мускулистой груди каждого яркой вышивкой блестел большой золотой крест — «Раскаянье злодея», начинавшийся лучами от паха и закутанной шеи, и терялся под мышками. На лбу каждого шлема также красовался искусно выбитый крест на фоне встающего солнца.
— Модные, бл…, сволочи, — констатировал второй артиллерист, на миг залюбовавшийся недругами.
— Друзья, не беспокойтесь, — успокоил всех Затворник. — Перед нами Адепты только первого уровня, да я их шестерых по платформе тонким слоем раскатаю!
Никто ничуть не сомневался в словах профессионального мастера боевых искусств, но правила космосы настолько же неприкосновенны, насколько незыблемо известно, что мир был создан Всевышним.
Антон оглядел вытянувшуюся в струнку команду и принял единственное для него правильное решение.
— Я пойду, — коротко бросил он, исчезая в шлюзе.
— Тебе нельзя, — жесткая ладонь перед грудью остановила Клипарда. — Ты стрелок, а не рыцарь!
— Я должен, таков закон, — капитан попробовал сделать еще шаг вперед.
— Тебе запрещено погибать! — монах оставался неприкосновенным. — Миссия стоит выше наших собственных амбиций.
— Отойди с дороги, не то…
— Что? — насмешливо поинтересовался Стигней. — Ударишь меня?
Антон стоял перед ним, сжав кулаки в твердой решимости, но пройти мимо человека, могущего убить его одним ударом, он бы не смог. Невозможно!
— Не ссорьтесь, — пронеслось в головах обоих спорщиков. — Младший тай-цзин покинет корабль, и будет достойно драться, но тебе, мой побратим, придется выйти наружу некоторое время безоружным. Оставь меня здесь!
— Но, — попробовал возразить Затворник.
— Если тебе дорога цель существования, подожди снаружи. Ради мести, — убедила его тихая ментальная просьба.
Монах молча ударил по клавише открытия люка и вышел на площадку.
— Теперь подожди, — попросил меч. — Сядь, пожалуйста, в позу медитации, которую ты, не сомневаюсь, видел в кино.
Антон подчинился и сел, скрестив ноги и сложив руки в молитвенном жесте, склонив голову.
— Присоединяешься ли ты, тай-цзин Антон Клипард, оруженосец третьего Овала, в наши ряды, готов ли ты, бывший майор, вступить в Орден, чтобы нести за собой знамя очищающей мести?
— Да!
— Будешь ли ты, тай-цзин Антон Клипард, оруженосец третьего Овала, незыблемо чтить уставы и правила священной тайной организации, в которую вступаешь?
— Да!
— Убьешь ли ты, тай-цзин Антон Клипард, оруженосец третьего Овала, ради высшего предназначения?
— Да!
— Свяжешь ли, тай-цзин Антон Клипард, оруженосец третьего Овала, свою судьбу и душу с оружием- побратимом?
— Да! — без колебаний отчеканил капитан.
— Умрешь ли, тай-цзин Антон Клипард, оруженосец третьего Овала, во славу Ордена?
Последнее «Да!» прокатилось по узенькой клетушке шлюзовой камеры, не успела дверь закрыться за спиной Стигнея.
Кислотник тихо завибрировал, наливаясь сочным зеленым светом, и поднявшись над головой Антона. Мелкие капельки жгучей жидкости щекотали шею капитана, когда меч парил над его головой, почти что, касаясь затылка. Острейший кончик клинка прижался к коже Клипарда, практически вонзаясь в шейные позвонки.
— Что ты собираешься, — испуганно спросил пилот, когда, тихо металлически вскрикнув, меч вошел в его тело сквозь затылок и остановился в сердце. Плоть закипела от шипящей кислоты, оба сердечных желудочка сделали последний жим-удар.
Антон умер.
Над его головой появилось такое же гало, как и у Стигнея когда-то. Некоторое время оно колебалось над его затылком и затем неслышно растворилось, всосавшись в кожу.
Сквозь кровавую пелену он слышал только. «Клянешься?» «Да!»
Свет померк в поблеклых стекленеющих глазах. Смерть пришла. Теперь она навсегда останется в этот сведенном в судороге теле и покореженном духе.
Звезды проходили сквозь его сознание, причиняя невыносимую боль. Их неумолимый свет нещадно обжигал, одновременно холодя, душа широко открылась перед вселенной, вбирая в себя различные сигналы.
Вот кто-то поет, моясь в душе межзвездного туристического корабля, вот кричит женщина, рожая на свет здоровую тройню. Вот истошный крик новорожденного, а там визжит, распадаясь в пароксизме термоядерных взрывов, одинокая звезда. Кричат дуэлянты, не поделившие женщину на далекой планете Украина-5. Кто-то молится, вопрошая о вечной жизни для своей мамы, ревет обиженный ребенок, которого заставляют спать. Убитый горем кончиной жены клянется на крови человек, решивший отомстить ее убийцам в роддоме, которые не удосужились спасти даже ребенка. И везде сквозит месть, даже у того типа в ванной, которому подали слишком холодную воду. Даже смертельно раненная звезда хотела бы, чтобы Господу, допустившему ее уничтожение, стало очень плохо.
Над глазами пляшут в бешеной скачке черные искорки, сплетаясь, как непроницаемая вуаль. Во лбу, прямо над переносицей открылась бездонная воронка, всасывающая в себя всю информацию мира. Одновременно она выталкивала все ненужное, оставляя в сознании Антона только месть, безжалостно выбрасывая оставшиеся эмоции. Только безжалостная кара всем врагам, убивать негодных Ордену, разрывать живую плоть, упиваться смертью. Мстить!
Нет! Это слово, словно пришедшее извне пронзило мысли, перекрывая отверстие воронки. Та замешкалась, приостанавливая обмен данными между разумом и жестокой вселенной.
Оставьте мне хоть что-нибудь человеческое! Я ведь не бездушный автомат, в какого превратился после смерти любимой. Я — личность, а значит, имею полное право на свободу выбора.
Прости меня, Орден, но я не смогу наследовать все твои принципы. Я буду мстить, но, только чувствуя боль и разочарование, страдать и плакать. Не надо убивать без ощущений! Бей, но услышь боль другого, убивай, но проникайся этим.
Убийце необходим симбиоз со своей жертвой. Пускай по его клеткам также пробегают волны страха и предсмертной агонии. Понимание — вот истинная суть убийства, ведь только зная, что чувствует человек, даже умирающий, которому отомстили, можно уразуметь глубинный смысл мести.
Меч, смирившись с участью Клипарда, задвигался в обожженной ране и потянулся наружу. Лезвие выскользнуло из тела капитана и поднялось ввысь, встрепенулось, отплевываясь кипящей кровью с
