криминалом, что невозможно определить границу, даже приблизительно.
– То есть вы хотите сказать, что у вас нет практической разницы между бизнесменом и гангстером? А как насчет политиков?
– То же самое. Наши капиталы, в том числе и политические, криминальны в своей основе.
– Как вы думаете, это результат большевистского режима или совсем новое, самостоятельное явление? – Майкл даже вытащил на ходу маленький блокнот и ручку из кармана куртки.
– И то и другое. Каждое явление имеет свои корни. То, что сейчас происходит, не взялось из воздуха. Я не знаю, какой режим лучше, большевистский или криминальный.
– А вам не кажется, что это родственные понятия? – прищурился Майкл. – Многие большевики были бандитами. И к власти они пришли на плечах люмпенов и уголовников.
– Мой дед был комиссаром, большевиком, – улыбнулся Волков, – а я занимаюсь большим бизнесом. Все в жизни относительно и взаимосвязано… Ты замерзла? У тебя ледяные руки. Мне хочется обнять тебя и согреть.
Лена механически переводила и нечаянно перевела последние две фразы. Брови Майкла недоуменно поползли вверх.
– Что, прости? – не понял профессор.
Оказывается, Волков держал ее за руку, крепко и нежно, чуть поглаживая ладонь кончиками пальцев. О, она так была занята синхронным переводом, что не чувствовала…
– О, «Макдоналдс»! – радостно воскликнул Майкл. – Я слышал, что их много в Москве, но вижу впервые. Я бы не отказался перекусить.
– Он что, проголодался? – тихо спросил Волков.
– Да, – кивнула Лена, – и я, честно говоря, тоже.
– Но в этой столовке мы не будем обедать. – Волков презрительно кивнул на «Макдоналдс». – Скажи ему, что мы отправляемся в закрытый клуб, где он увидит настоящих новых русских, во всей красе.
Они вернулись к машине, и через десять минут перед ними открылись чугунные ворота, отделявшие двор старинного дворянского особняка от улицы Герцена и от всего остального мира. Только одна буква К, увитая затейливыми вензелями, одиноко и многозначительно красовалась на каменном столбе у ворот.
– Какое интересное место, – тараторил Майкл, пока широкоплечий гладкий молодой человек в строгом костюме снимал с него куртку-пуховик, – это настоящий закрытый клуб? А что означает буква К? Наверное, здесь все очень дорого? Эй, подождите, еще шарф! – Он кинулся вслед за молодым человеком, который унес куда-то его светлый пуховик.
– Счастье мое, – прошептал Волков, снимая с Лены кожаную куртку и быстро припадая губами к ее уху, – радость моя… У меня сегодня прямой эфир на ОРТ, я должен к восьми подъехать в Останкино. Это недолго, всего час. Я отвезу вас с американцем домой после обеда, а потом, из Останкина, приеду за тобой. Есть квартира неподалеку отсюда… Я не могу без тебя. Мы теряем золотое время, пока твой муж в командировке.
«Откуда он знает, что Сережи нет в Москве? Впрочем, удивляться нечему… Но я ему об этом не говорила. Или говорила? В любом случае он переигрывает, – подумала Лена, – или так вошел в роль, что уже не может из нее выйти…»
– Нет, Веня, сегодня не получится. Это неудобно. Майкл – мой гость, к тому же…
«Надо сказать ему, что мы уезжаем сегодня ночью. Нельзя, чтобы он поймал меня на вранье. Нельзя исчезнуть потихоньку… И вообще, сколько я еще сумею водить его за нос?.. Я могу сказать, что мы летим в Сибирь. Сибирь большая, главное, не упоминать о Тобольске. А может, он уже знает?» Все это быстро неслось у Лены в голове, пока лощеный официант усаживал их за круглый, покрытый розовой скатертью и уставленный серебряными приборами стол.
– Я не вижу никаких новых русских, – заметил Майкл, оглядывая маленький ресторанный зал.
Действительно, в зале было пусто. Работал телевизор, рояль в углу поблескивал лаковыми белыми боками. На розовых стенах висели современные абстрактные картины в тяжелых старинных рамах.
– Они появятся позже, – пообещал Волков.
Официант зажег свечи на столе, расстелил у Лены на коленях розовую льняную салфетку, раздал огромные, переплетенные дорогой кожей карты вин и меню.
– О, все переведено на английский, – обрадовался Майкл, – полно вегетарианской еды. И цены в долларах. Я надеюсь, здесь принимают кредитные карточки? Я с удовольствием угощу обедом вас обоих.
– Скажи ему, что здесь угощаю я, – попросил Волков, когда Лена перевела, – он может сделать заказ сам. Официанты говорят по-английски.
– Опять ты всех кормишь, как тогда, в Тобольске, – тихо произнесла Лена.
– А ты помнишь Тобольск? – спросил он, пристально глядя ей в глаза.
– Смутно. Все-таки столько лет прошло…
Они разговаривали вполголоса, пользуясь тем, что Майкл не отрываясь смотрел в экран телевизора, где отплясывали под гармонь деревенские старики и старушки.
– Как ты жила эти годы? Милиционер – твой первый муж?
– Третий. Но первые два не в счет.
– А полковник – в счет?
– Так же, как твоя жена, – пожала плечами Лена, – знаешь, у меня ни разу в жизни не было романа с женатым человеком. Мне всегда казалось, что крутить роман с женатым мужиком – это хуже, чем воровать. И сейчас мне страшно… Позавчера кто-то бросил взрывчатку в пакет, который висел на Лизиной коляске. Мы чудом остались живы. Устройство сработало на несколько минут раньше. А вчера ночью кто-то пытался открыть дверь моей квартиры. Майкл слышал скрежет в замочной скважине. А потом сосед, который вышел в это время с собакой, увидел высокую женщину в темном пальто. Она ждала лифта на нашем этаже около двух часов ночи.
– Может, это связано с работой твоего мужа? – спросил он еле слышно, жадно отхлебнул минеральной воды и, поставив стакан на стол, нечаянно скинул вилку. – Как он вообще решился оставить тебя одну? Я бы на его месте… Как он мог уехать в такой ситуации?
– В какой ситуации? Все началось, когда его уже не было в Москве.
– Ты рассказала ему по телефону о том, что произошло?
– Нет. Я не хотела его пугать напрасно. Он, хоть и полковник милиции, вряд ли сможет посадить нас с Лизой в бронированный бункер. Если это связано с его работой, то его возвращение только усилит опасность. Он начнет активно искать преступников, они в свою очередь тоже не станут бездействовать… Знаешь, Веня, очень страшно, когда взрывается коляска, в которой через минуту мог оказаться твой ребенок. Я не собираюсь ничего выяснять. Я просто не хочу пережить такое еще раз, я не могу жить в постоянном напряжении и страхе. – Она взглянула ему в глаза. – Ты уверен, что твоя жена ничего не знает?
– С тобой и с твоим ребенком ничего больше не случится, – сказал он твердо и прикоснулся горячими пальцами к ее руке, – тебе не надо бояться.
– Откуда ты знаешь? – горько усмехнулась Лена.
– Просто знаю, и все. Поверь мне на слово, это не повторится.
Явился официант. Майкл оторвал глаза от телевизора и уставился на серебряные лотки, обложенные льдом и щедро наполненные черной и красной икрой, семгой, огромными тигровыми креветками и прочей снедью.
– Я не знаю, едят ли вегетарианцы икру, – произнес Волков с обаятельной улыбкой.
Лена перевела.
– Нет, вегетарианцы не едят икру, но я не в силах отказаться, – признался Майкл, – я никогда не видел ее в таком количестве. Это просто фантастика!
«Взрыв коляски для него не был новостью. Но он и не пытался изображать удивление и ужас, он даже не пытается скрыть, что ему многое известно, – думала Лена, намазывая паюсной икрой поджаренный ломтик ржаного хлеба. – Я нарочно подкинула ему тему тобольских воспоминаний. Он не зацепился, а мог бы. Зачем все это – закрытый клуб, горы икры, чудовищно дорогой коньяк?»
И вдруг она поймала себя на том, что врет не столько Волкову, сколько себе самой. Ольга права,
