делить квартиру, машины, дом, и мы запутаемся. Мы же свои люди, ну зачем нам эти сложности? Ты ведь ничего не теряешь, наоборот. Зачем тебе лишняя головная боль? Да и с моральной точки зрения… Детей у вас нет, ты молодая женщина, выйдешь замуж, и все, что нажито таким трудом, и заметь, не твоим трудом, достанется чужому человеку. Или ты не согласна?
Катя сама не знала, почему тянет время. Она представляла себе, как сойдет с его лица это покровительственно-благодушное выражение, как он взбесится буквально через минуту. Наверняка и Маргоша, которая сидит сейчас тихонько в уголке и перебирает коробки с кассетами, не останется равнодушна…
Ладно, нечего тянуть. Катя уже открыла было рот, но тут зазвонил телефон, и она вздохнула с некоторым облегчением. Еще несколько секунд покоя. В какой бы форме она ни сообщила им неприятную для них новость, скандал все равно разразится. Так пусть не сию минуту…
– Катя, ну слава Богу, – услышала она в трубке, – я уже не надеялся, что дозвонюсь. Ты узнала меня?
Это был Егор Баринов. Он почему-то ужасно волновался.
– Да, Егор, я тебя узнала. Здравствуй.
– Мне надо встретиться с тобой, очень срочно. Желательно сегодня, в любое удобное для тебя время, я готов подъехать, куда скажешь.
– А что случилось?
Краем глаза Катя заметила, как Константин Иванович раздраженно совершенно беззвучно забарабанил пальцами по столу, а Маргоша застыла с кассетой в руках, повернула голову и удивленно уставилась на Катю.
– У меня серьезные неприятности, и помочь мне можешь только ты. Но это не телефонный разговор. Если позволишь, я подъеду к тебе часикам к девяти?
– Хорошо, Егор. Ты знаешь адрес?
– Да, конечно.
– Ну вот, у тебя уже началась своя бурная личная жизнь, – выразительно развел руками Калашников, когда она положила трубку, – уже появился какой-то Егор.
– Да не какой-то, – поморщилась Катя, – это вовсе не личная жизнь. Это всего лишь Баринов.
В углу что-то грохнуло. Маргоша выронила несколько кассет и, не потрудившись поставить их на место, быстро подошла к креслу, в котором сидел Константин Иванович, уселась на подлокотник.
– Баринов? – спросила она, весело подмигнув. – Насколько мне известно, это как раз очень личная жизнь.
– Малыш, перестань. – Константин Иванович похлопал ее по коленке. – У нас серьезный разговор. Так что, Катюша, мы договорились? Или мне еще надо поупражняться в красноречии? – обратился он к Кате с лучезарной улыбкой.
– Нет, Константин Иванович, – медленно произнесла Катя, – вам не стоит больше упражняться в красноречии. Дело в том, что я была у Валеры. Есть завещание Глеба, по которому все движимое и недвижимое имущество принадлежит мне, в том числе и все шестьдесят процентов контрольного пакета акций казино.
Повисла пауза. На лице Константина Ивановича медленно линяла улыбка, Маргоша застыла, вцепившись пальцами в мягкую обивку кресла.
– Так. Минуточку. Я не понял. – Калашников судорожно сглотнул и откашлялся. – Глеб оставил завещание? Когда он успел?
– Полгода назад. Оно хранится у Валеры. И до сегодняшнего утра никто об этом не знал, кроме Валеры и его нотариуса.
– И ты – единственная наследница? Тебе одной достанется все?
– Именно так. С условием, что я буду продолжать выплачивать Надежде Петровне месячное содержание в той же сумме, тысяча долларов, и обязуюсь покрывать ее непредвиденные расходы в случае болезни.
– Но это же бред! Это безумие какое-то! Это несправедливо, непорядочно! Ты должна отказаться! Ты хотя бы понимаешь, что не имеешь никакого права?! – Константин Иванович побагровел и кричал, срывая голос, переходя на неприличный визг.
«Вот сейчас он не играет, – спокойно, как-то отстраненно подумала Катя, – сейчас ему совершенно не важно, как он выглядит со стороны…»
Маргоша сидела с каменным лицом и, казалось, вообще не слышала криков своего взбесившегося мужа. Дождавшись паузы, она произнесла:
– Но ведь ты не сможешь больше танцевать, если возьмешь на себя казино.
– Не смогу, – кивнула Катя, – но если я не возьму на себя казино, театра не будет.
– Это кто тебе сказал? – Константин Иванович успел немного прийти в себя и уже не кричал. – Почему ты так плохо думаешь о людях? Давай еще раз обсудим все спокойно. Ты ведь можешь отказаться, ты талантливая балерина, тебе всего лишь тридцать, и столько лет впереди. Я обещаю тебе…
– Не надо, Константин Иванович, – вздохнула Катя. – Это мне сказал Валера. И обсуждать нам нечего. Он все уже решил. Он, а не вы и не я.
– Я старый идиот, – пробормотал Калашников, – наивный старый идиот…
Катя подумала, что как раз наивностью здесь и не пахнет, но, разумеется, вслух этого не произнесла.
– Костя, поехали домой. – Маргоша соскользнула с подлокотника кресла и направилась в прихожую.
Калашников резко поднялся и последовал за ней.
– Я еще буду разбираться с этим завещанием, – пообещал Константин Иванович, стоя на пороге, – я не верю. Оно может быть и поддельным.
Вместо «до свидания» он громко шарахнул дверью.
Глава 28
Иван Кузьменко понял наконец, что не дает ему покоя. История с анонимными звонками и щепками в подушке. Ольга Гуськова категорически отрицала какие-либо попытки напугать и «извести» жену убитого. На все другие вопросы она отвечала вяло, не говорила ни да, ни нет, пускалась в долгие философские рассуждения о грехе и смирении. Казалось, она все время находится в каком-то ступоре, полусне.
Обстановка КПЗ подействовала на нее настолько угнетающе, что она окончательно замкнулась в себе, бормотала молитвы, иногда на допросах чуть не засыпала, начинала покачиваться, сидя на стуле с закрытыми глазами. Но стоило коснуться темы звонков, угроз, щепок в подушке, Ольга вскидывала голову и твердо заявляла:
– Нет, этого я не делала. За мной много грехов, но черной магией я не занималась никогда. Я крещеный человек, и нет греха ужасней.
Надо ли выяснять правду об анонимных звонках и черной магии, когда речь идет об убийстве? Звонила Ольга или нет, колдовала, чтобы извести соперницу, или нет – разве это так уж важно? Возможно, адвокат зацепится, чтобы смягчить приговор, но для следствия эти детали уже особой роли не играют.
И все-таки Иван Кузьменко, повинуясь своей обычной дотошности, хотел выяснить все до конца. Он обратил внимание, что из всех, с кем он беседовал на эту тему, наиболее охотно и эмоционально говорила Жанна Гриневич, домработница. История со щепками в подушке потрясла ее ничуть не меньше, чем убийство. Судя по всему, она относилась к тому типу женщин, которых хлебом не корми, дай поговорить о чем-то этаком, запредельном, колдовском.
Жанна жила с родителями в маленькой двухкомнатной квартирке на Сретенке.
– Вы правильно сделали, что пришли ко мне! – заявила она, как только майор переступил порог. – При Кате я не могла вам рассказать все подробности. Она считает, что это бред. Но я уверена, эта женщина всерьез хотела ее извести. Такими вещами не шутят. Сейчас ведь известно, какой силой обладает биополе, и черная магия существует!
– Жанна Яковлевна, давайте пройдем куда-нибудь, в комнату или на кухню, и вы расскажете мне все по порядку, спокойно, с самого начала.
