– Великий волшебник, которого, в конце концов, заключили в дерево?
Сара кивнула.
– Не думаю, – сказал мальчишка.
– Да?
Сара даже не пыталась скрыть разочарование.
– Но нельзя сказать, что и человека по имени Мерлин никогда не было, – добавил мальчик. – Он мог быть бардом, мог быть носителем древней мудрости. А может быть, его волшебство было куда слабее, чем великие колдовские деяния, которые приписывают ему в этих историях.
– И он действительно окончил свои дни в дереве? – жадно допытывалась Сара. – Тогда он мог быть похожим на тебя. А еще я читала, будто его заперли в пещере. Но, по-моему, дерево интереснее, как ты думаешь?
Ведь ее-то Мерлин жил именно в дереве.
– Возможно, речь шла просто об идее дерева. Сара в замешательстве заморгала.
– Что ты хочешь сказать?
– В этих историях, по-моему, говорится, будто никто никого не должен учить, иначе ученик будет знать слишком много и обратит свои знания против учителя. Но я этому не верю. Передача знаний не могла бы подкосить такого человека, как Мерлин.
– А что могло бы?
– Ну, он мог зайти слишком далеко в своем стремлении до всего докопаться… Или так углубиться в перепись деревьев, что забыл, где оставил собственное тело, в один прекрасный день стать тем, кого изучал.
– Я не понимаю.
– Знаю, – улыбнулся рыжий мальчишка. – Но яснее выразиться не могу.
– Почему? – удивилась Сара. Она начиталась рассказов о состязаниях рыцарей и волшебников, и они все еще звучали у нее в мозгу. – Тебя что, заколдовали? И заключили в этот дуб?
Она сгорала от любопытства и была полна решимости вызнать все, что можно, но ловкий мальчишка умело перевел разговор на другую тему, и Сара так и не получила ответа на свои вопросы.
В ту ночь шел дождь, но на следующие сутки небо прояснилось. Луна сияла над Мондримским лесом, словно золотой медовый шар; звезды были такие яркие и казались такими близкими, что Сара думала: стоит только потянуться, и она сорвет одну из них, как яблоко с дерева. Девочка выбралась из спальни, находившейся в северо-западной башне, и тихонько, как мышка, проскользнув по длинному, темному коридору, вышла в сад.
Она ждала волшебства.
Одно дело сны. Сара знала разницу между тем, что снится, и тем, что бывает наяву; между рыжим мальчишкой, живущим в дереве, и обычными мальчиками; между сказочным очарованием книг, которыми она зачитывается, – очарованием, плотным, как слой желудей под дубом, и реальным миром, где волшебством считаются карточные фокусы, а волшебником называют актера, вынимающего из шляпы кролика в шоу Эда Салливана.
А еще в книгах говорится, что волшебство просыпается по ночам, разбуженное светом звезд и луны, и живет, пока на востоке не порозовеет небо.
Когда Сара спала под дубом в середине сада, она всегда видела во сне рыжего мальчика. Но что, если это не только сон? Что, если ночью он и впрямь выходит из своего дерева – самый настоящий мальчик из плоти и крови?
Есть только одна возможность это выяснить.
После того как Джули ушла домой, Сара не находила себе места. Она отложила гитару и, размышляя о своем, принялась прибирать в комнате. Но то и дело застывала у окна и смотрела в сад.
«Сейчас я уже не вижу снов», – рассеянно думала она.
Но вряд ли это действительно было так. Все, что Сара прочла о природе сновидений, говорило о том, что она должна их видеть. Людям это просто необходимо. Подсознание неизбежно освобождается от суеты, пережитой днем. Следовательно, ipso facto[4] сны видят все. Она свои просто не помнит.
«А ведь когда была маленькая, помнила, – подумала Сара. – Почему же теперь не помню? Как я могла забыть рыжего мальчишку, живущего в дереве?»
Мерлин.
За окном опустились сумерки, а Сара сидела на полу, положив руки на подоконник и опершись на них подбородком. Она смотрела в сад. Сумерки сгустились, когда девушка наконец пошевелилась. Отбросив свое намерение убрать комнату, Сара надела куртку, спустилась вниз и вышла в сад.
В Мондримский лес.
Пренебрегая испещрявшими сад дорожками, она шла по мокрой от росы траве, мимо кустов, касаясь пальцами их влажных листьев, трогая низко нависшие ветви деревьев. Роса заставила ее вспомнить Грегора Пенева – старого болгарского художника, гостившего в Доме Тэмсонов, когда ей было совсем немного лет. Как и ее дядюшка Джеми, болгарин знал множество интереснейших коротких историй, объяснявших разнообразные явления природы. Возможно, поэтому ее дядя и Грегор так хорошо ладили друг с другом.
– Заплакала его роса, – ответил он Саре, когда она спросила, откуда берется роса и для чего она. – Лес плачет. Он оплакивает древних героев и волшебников, которых уже давно нет. Нет Робин Гуда, нет Мирддина.
Мирддин. Это было еще одно имя Мерлина. Сара вспомнила, что где-то читала, будто Робин Гуд был обращенный в христианство Мерлин и что так на английский лад звучит древнее имя «Роф Бреохт Один», бывшее в ходу у саксов и означавшее «Яркая Сила Одина». Но если погрузиться в еще более далекое прошлое, то окажется, что все имена и предания сплетаются воедино. Исторические рассказы о Робин Гуде и о Мерлине вобрали в себя элементы древних мифов, одновременно создававшихся у многих народов. Все эти легенды, по существу, рассказывали одну и ту же историю доблестного короля-героя. Это он, увенчанный оленьими рогами, в плаще из листьев, во всех своих меняющихся обличьях и есть та тайная истина, которая скрыта в сердце каждого леса.
– Но ведь это все европейские герои, – вспомнила Сара свои возражения Грегору. – Почему же их оплакивают деревья в нашем лесу?
– Все леса представляют собой одно целое, – стал объяснять ей Грегор, и лицо у него на этот раз сделалось серьезным. – Все они лишь потомки первого леса, породившего Тайну на заре возникновения мира.
Сара не очень поняла тогда его слова и начала задумываться о них только сейчас, направляясь к фонтану, туда, где стоял старый дуб, храня свои тайны в самом сердце, Мондримского леса. В какой бы лес вы ни вошли, в нем всегда два леса. Один – тот по которому вы идете, – является потомком древнего леса, а второй связан со всеми лесами, бывшими и настоящими, независимо от разделяющих их расстояний.
Первобытный лес. Памятный каждому дереву и сохранившийся в шелесте листвы, в рисунке листьев, запахе хвои, подобно тому как люди хранят мифы в своем коллективном подсознании, о котором писал Юнг. Легенда и миф, переплетенные в алфавите деревьев, непонятны нам, но вспоминаются всегда с восхищенным интересом. С благоговением.
Вот почему древний ирландский алфавит друидов, называемый «Огам» (Ogam), был одновременно и календарем деревьев.
Вот почему Мерлина часто считали друидом.
Вот почему именем «Робин» часто называли себя предводители шабашей ведьм.
Вот почему у Зеленого Человека были рога – ведь их ответвления напоминают ветви дерева.
Вот почему судьба многих древних божеств связана с деревьями.
Озирис[5], Бальдр[6], Дионис, Христос.
Сара остановилась в центре сада и вгляделась в старый дуб. Сквозь листву виднелась луна, загадочно близкая. В воздухе ощущалось электричество, словно надвигалась гроза, но на небе не было ни облачка.
