Петербургские письма

ЖОЗЕФ де МЕСТР

ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПИСЬМА 1803—1817

СЕРИЯ СВИДЕТЕЛИ ИСТОРИИ

1 I

к

У

Граф Жозеф де Местр

esj(i)</

ГРАФ

/ 0

ЖОЗЁФ де МЕСТР ^ ^

Петербургские письма

СОСТАВЛЕНИЕ, ПЕРЕВОД И ПРЕДИСЛОВИЕ Д. В. СОЛОВЬЕВА

ИНАПРЕСС С.-Петербург 1995

ББК 83.34 Франц. М 52

«СВИДЕТЕЛИ ИСТОРИИ»

Составление, перевод, предисловие, комментарии Д. В. Соловьева Редактор А. Г. Тимофеев Художник М. Покшишевская

*

ISBN 5—87135—025—9 © Д. В. Соловьев, составление, пере­

вод, предисловие, комментарии, 1995

© М. Покшишевская, оформление се­рии, 1995

ПРЕДИСЛОВИЕ

В Западных Альпах, там, где сходятся теперь границы Швей­царии, Франции и Италии, с XI века находилось герцогство Са- войское. После присоединения к нему в 1720 г. Сардинии Савойя и Пьемонт вместе с новоприобретенным островом стали имено­ваться Сардинским Королевством. 1 апреля 1753 г. в савойской столице Шамбери родился граф Жозеф де Местр, первый из де­сяти детей Франсуа Ксавье и Кристины де Местров. Предки этого семейства переселились еще в начале семнадцатого столетия из Лангедока и играли далеко не последнюю роль в новом своем оте­честве. Граф Франсуа Ксавье занимал высокие посты президента Сената и хранителля королевских владений.

Очевидно, имея в виду свое детство, Жозеф де Местр писал: «То, что называют человеком, а именно человеком нравственных правил, формируется, вероятно, к.десяти годам. Сколь несчастен тот, кого не качала на своих коленях мать. Никто не может за­менить ее воспитание». Ребенком сам он оставался все время при матери, а когда пришло время учения, был отдан в коллегию иезуитов, которые с ранней юности оказали на всю его жизнь сильнейшее влияние. В пятнадцать лет вступил он в Сообщество Черных Исповедников, сопровождавших приговоренных к смерти на место казни, хоронивших их тела и молившихся за них. Затем Жозеф де Местр отправился изучать право в Туринский универ­ситет, где показал себя образцовым студентом. Домой возвра­тился он в 1774 г. и был принят на место сверхштатного прокуро­ра при Сенате.

Став чиновником, де Местр положил себе за правило работать по пятнадцать часов в день, а в качестве отдыха переменял пред­мет своих занятий — от юриспруденции переходил к греческому языку или алгебре. И, конечно, воспитанный в строгих нравах про­винциальной Савойи, он не предавался тем безумствам и изли­шествам молодости, которыми прославились многие из современ­ных ему европейских знаменитостей. Впрочем, светским обществом он не пренебрегал и не пропускал почти ни одного празднества, где блистал остроумием и уже становился признанным авторите­том во всем, что касалось литературы и изящных искусств. Одно из таких развлечений он описывает в письме от 20 февраля 1786 г.: «Мы собрались в полдень, а разошлись только к четырем часам утра. <. .) Сначала подавали чай, кофе, шоколад, пиво и про­чее. Затем салонные игры и концерт. В пять часов обед: за сто­лом 65 персон и тридцать слуг. <...) После сего бал со всевоз­можными конфетами, сластями и фруктовым ассорти».

В 1786 г. де Местр сочетался браком с девицей Франсуазой Маргаритой де Моран. Судя по тому, что тогда же писал он об этом своему близкому другу Анри де Коста, любовная страсть не вполне затмила в нем рассудительность: «Женитьба для человека хоть мало-мальски рассудительного подобна спасению души, ибо совершается со страхом и трепетом. Боже! Сколь полагаемся мы на чистое везение в тот день, когда говорим „да', а ведь эта чер­товка Фортуна так любит поиздеваться над нами!» Прошло двад­цать лет, и он писал о своей жене: «Она никогда не скажет, не дождавшись полудня, что солнце уже встало, поскольку боится ошибиться. Она знает все, что надобно делать 10 октября 1808 г. в десять часов утра, дабы избежать неприятностей, могущих во­зникнуть в ночь с 15 на 16 мая 1810» (письмо от 26 сентября 1806 г. из Петербурга).

Тем временем до переворота, изменившего судьбу всего Запад­ного мира, оставалось лишь три года. Но в Савойе ничто этого не предвещало. «Когда Франция стала заражаться революционным духом и уже пошатнулось существовавшее неустойчивое равнове­сие, некоторые страны еще наслаждались глубоким покоем. Каж­дому человеку там было обеспечено его место, благодаря сохра­нению традиционных установлений, не подвергавшихся до времени ни сомнению, ни злоупотреблениям. И поэтому, если на троне ока­зывался благонамеренный государь, справедливо, по-отечески управлявший государством и не толкавший его в потрясавшие Европу войны,' судьба народа была воистину завидна. К таким странам во второй половине восемнадцатаго века относилось и Сардинское Королевство, оседлавшее, словно коня, Альпы между Францией и Италией и пользовавшееся не только языками, но и многими другими преимуществами этих двух государств. В тече­ние пятидесяти предреволюционных 'лет там царило полнейшее спокойствие. Вопреки традициям своих предков короли Карл Эммануил I и Виктор Амадей III сумели оставаться нейтраль­ными при всех столкновениях великих держав и старались улуч­шить образ правления. Не обременяя своих подданных чрезмерно тяжкими налогами, они прокладывали дороги, строили мосты и плотины. Кроме того, вольно невольно следуя веяниям эпохи, они принуждены были уничтожить многочисленные еще остатки феодальных времен. С 1762 г. в Савойском герцогстве не стало личной зависимости, хотя различие классов, столь ярко выражен­ное во Франци, не имело там почти никакого значения. Духовен­ство пополнялось из всех слоев общества, многие простолюдины достигали епископского сана. Дворянство постоянно обновлялось притоком выдающихся людей — офицеров и гражданских чинов­ ников. Оно отнюдь не обладало теми привилегиями, которые сде­лали его столь ненавистным во Франции, да и жизнь дворян оста­валась слишком проста, чтобы вызвать зависть народа. В общем, жить в старой Савойе под властью мудрого и никого не притес­нявшего правительства было совсем неплохо» [1]