Петербургские письма

государственный деятель, захвативший после борьбы с Триумвиратом единолич­ную власть. Первый римский император (с 29 до н. э.).

5 Клавдий Нерон Тиберий (42 до н. э. — 37 н. э.)—второй римский импе­ратор (с 14 н. э.). Известен своей подозрительностью и жестокостью.

6 Клавдий Цезарь Нерон (37—68) — римский император. Прославился го­ нениями и массовыми казнями христиан. Покончил жизнь самоубийством.

¹ Мария Терезия Шарлотта (1778— 1851)—герцогиня Ангулемская. Дочь Людовика XVI, жена герцога Луи Антуана Ангулемского.

8 Шарль Фердинанд (1778—1820)—второй сын графа д'Артуа (впослед­ствии французского короля Карла X). Во время Реставрации командовал па­рижским гарнизоном. На нем сосредотачивались надежды на продолжение стар­шей ветви Бурбонов, т. к. герцог Ангулемский не имел потомства. Убит терро- стом Лувлем, который стремился искоренить род Бурбонов.

9 Сейсас, Жоао Пауло Безерра, де (1756—1817)—португальский дипломат. Посланник в С.-Петербурге (1811—1813).

117. КАВАЛЕРУ де РОССИ

15 (27) АВГУСТА 1811 г.

<. .) Меня весьма успокаивает мое правило: Каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает. Я все более убеждаюсь, что для России не годится правительство, устроенное по нашему образцу, и что философические опыты Его Император­ского Величества закончатся возвращением народа к первона­чальному его состоянию — в сущности, это и не столь уж большое зло. Но ежели сия нация воспримет наши ложные новшества и будет противиться любому нарушению того, что захочет называть своими конституционными правами, если явится какой-нибудь университетский Пугачев ¹ и станет во главе партии, если весь народ придет в движение и вместо азиатских экспедиций начнет революцию на европейский манер, тогда я не нахожу слов, чтобы выразить все мои на сей счет опасения. <. .)

Одно совершенно очевидно — российский Император стыдится своей власти и желает утвердить оную, поставив ее под главен­ство закона. Избави меня Бог отказать ему в уважении за тако­вое стремление, однако же нельзя и не признать, что он шутит с огнем. <...)

¹ Пугачев Емельян Иванович (ок. 1742— 1775)—вождь крестьянского вос­стания 1773—1775 гг.

5 КОРОЛЮ ВИКТОРУ ЭММАНУИЛУ I

20 АВГУСТА (1 СЕНТЯБРЯ) 1811 г.

<...) У адмирала Чичагова в Париже умерла жена. Он полу­чил позволение Императора перевезти тело ее в Россию. Теперь он едет совершенно отчаявшийся и столь переменившийся от всего виденного, что сделался ярым противником Франции. Я дословно предсказывал ему сие. Мне весьма любопытно знать, что с ним будет дальше. <...)

6 КОРОЛЮ ВИКТОРУ ЭММАНУИЛУ I

28 АВГУСТА (9 СЕНТЯБРЯ) 1811 г.

<...) Позавчера приехал адмирал Ч<ичагов> и незамедлитель­но послал за мной. Я поспешил к нему, и он в совершенном отчая­нии кинулся мне на шею. Тело его жены лежит в соседней ком­нате. Чего только не говорил он мне и о безнадежной тоске своей, и о той стране, откуда приехал! Я дословно предсказывал ему все те чувства, которые будут у него от Парижа: он прямо говорит, что совершенно переменился, поелику видел там одно лишь дур­ное. Под величайшим секретом показал он мне собственноручное письмо Императора в ответ на письмо его, написанное по прибы­тии. К моему великому удивлению, только адрес на нем русский, все остальное по-французски. Что за письмо, Государь! Самый нежный и деликатный друг не мог бы написать лучше. Какая муд­рость! Каким спокойствием духа должен обладать Император, дабы не ожесточиться от тех ужасных речей, которые адмирал ты­сячу раз говорил противу правительства, а ценить своего мини­стра лишь по талантам его и преданности! Прочитав сие письмо, я сказал адмиралу: «Любезный друг, вы должны умереть за го­сударя, написавшего это». — «О,—- ответствовал он, — вы не знаете мою к нему привязанность. Кроме сего, у меня есть на то и по­следняя воля жены моей. Умирая, она велела мне незамедлитель­но возвратиться и ни о чем ином не помышлять, кроме как о службе Императору и отечеству. Вы же знаете, порицая иногда царя, я всегда любил в нем человека». Я убеждал его в невозмож­ности такового расчленения, настаивая, что надобно любить го­сударя всего,, как он есть, и не производить сей смертельной виви­секции. В ту минуту не мог он ничего мне возразить. Сегодня Император примет его; я убежден, что адмирал согласится на все, не знаю только, захочет ли он снова быть министром. Я посовето­вал ему запечатать письмо Императора между двух стекол (. .)

7 КОРОЛЮ ВИКТОРУ ЭММАНУИЛУ I

10(22) СЕНТЯБРЯ 1811 г.

Государь,

Невзирая на всеобщий вопль противу войны с Турцией, мир так и не заключен, и я даже полагаю, что Россия теперь выглядит до­вольно некрасиво в отношении СербииПосланный для перего­воров г-н Италинский² — человек робкий. Имея большие письмен­ные полномочия и еще большие устные, он, вместо того чтобы раз­рубить узел, все время колебался и просил советов. Франция вос­ пользовалась таковою проволочкою и, как изволит видеть Ваше Величество, успела в своих действиях; пока я так и не предвижу конца сей войне, равно безнравственной и вредной. Некоторое вре- л;Я назад Наполеон сказал князю Куракину: «Император Алек­сандр разлюбил меня». Князь поспешил рассыпаться в опровер­ жениях. «Ладно! Ладно! — отвечали ему. — Вам просто не гово­рят всего». Странный комплимент для чрезвычайного посла. По­том у них был прилюдный и много более существенный разговор, наделавший немало шума. Среди прочих поразительных вещей Наполеон сказал, что нынешнее положение не может продол­жаться и т. д.

Меня заверяют, что если разразится война (а как она может не разразиться?), командующим будет Беннигсен с прямым под­чинением Его Императорскому Величеству; мне кажется, трудно представить себе что-либо хуже; хотя, к несчастию, политика при многих обстоятельствах исключает деликатность определенного рода, из сего, однако, не следует, что можно совершенно пренебре­гать моралью и являть всей Европе рядом с Императором убийцу его отца. <...)

Россия теперь выглядит довольно некрасиво в отношении Сербии — одной из причин русско-турецкой войны 1806—1812 гг. было требование России о не­зависимости Сербии. Однако к лету 1811 г. угроза французского нашествия стала настолько реальной, что Александр I в июне соглашался удовлетвориться только Молдавией до реки Серет и контрибуцией.

Италинский Андрей Яковлевич (1743—J827)—дипломат, член Академии Наук. Посланник в Неаполе (1795), посол в Константинополе (1801), послан­ник в Риме (1817—1827). Автор трудов по археологии и истории искусств.

121. ГРАФУ де ШУЛЕНБУРГУ

26 СЕНТЯБРЯ 1811 г.

Я не слишком привержен, любезнейший мой Граф, к тому, что называется commercium epistolicum [70]; редко случается, чтобы та или другая сторона имела достаточно времени предаваться сему занятию, да и сама регулярность может утомлять. Шутники дур­ного тона сказали бы, что это дружественная повинность. Впро­чем, г-н Граф, не следует впадать ни в одну из крайностей, даже если случилось мне отвечать 26 сентября 1811 г. на ^дражайшее письмо ваше от 20 июня 1810 г. <...) Что вы делаете, г-н Граф, и как убиваете это собачье время, которое изничтожает нас всех? Как ваша .жизнь в Вене? Говорят, что для иностранцев она пре­восходна,'а тамошние дамы находят в них особенный вкус. Прав­да ли это? Пинкертон ¹ ничего не говорит о сем в своей географии, и поэтому я обращаюсь прямо к вам. Что сказать о себе? Я все тот же, каким вы меня видели, то есть превеликий педант у себя дома и сколь возможно меньший в свете. Все еще читаю по-гре­чески и по-латыни и стараюсь не забывать французский язык. Что касается немецкого, то продолжаю читать на нем, как вы са­ми видели, водя пальцем по строкам и пытаясь разбить слова на составные части. Более всего восхищают меня односложные ма­гические слова, столь коварно ставящиеся в конце фразы и совер­шенно неожиданно меняющие смысл первого глагола, которому вы имели простодушие поверить. Как