Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

ум?вшій работать въ под?, ходить за лошадью и влад?ть винограднымъ ножомъ. Приближаясь къ пятидесятил?тнему возрасту, худой и сухощавый, герой нашъ отличался кр?пкимъ здоровьемъ, вставалъ до зари и страстно любилъ охоту. На счетъ настоящаго имени его, біографы говорятъ розно: одни называютъ его Кихада, другіе Кизада; между т?мъ самыя добросов?стныя изысканія по этому предмету заставляютъ думать, что онъ звался Кихана. Впрочемъ это не касается д?ла, — постараемся только во всемъ остальномъ, относящемся къ нашей исторіи, не удалиться отъ истины.

Нужно сказать, что въ свободное время, занимавшее у нашего гидальго чуть-ли не 365 дней въ году, онъ съ непонятнымъ наслажденіемъ предавался чтенію рыцарскихъ книгъ и собралъ ихъ въ своей библіотек? сколько могъ, въ особенности нравились ему сочиненія славнаго Фелиціана Сильвы. Онъ восхищался несравненной ясностью и блескомъ его прозы и несравненными тирадами, въ род? сл?дующихъ: сужденія, которыми вы осуждаете мои разсужденія, въ такой м?р? вліяютъ на мои сужденія, что я не безъ разсужденія осуждаю вашу красоту; или высокія небеса, божественно вашу божественность при посредств? зв?здъ утверждающія, сод?лываютъ васъ достойными достоинствъ, достойныхъ вашего величія.

Отъ подобныхъ фразъ у героя нашего заходилъ, что называется, умъ за разумъ. Ц?лыя ночи напролетъ ломалъ онъ голову, добиваясь въ нихъ смысла; — трудъ, оказавшійся-бы не подъ силу самому Аристотелю, еслибъ знаменитый мудрецъ воскресъ нарочно для этой ц?ли. Мало безпокоясь о безчисленныхъ ранахъ, полученныхъ и нанесенныхъ донъ-Беліанисомъ, и полагая, что, не смотря на все искусство лечившихъ его докторовъ, такой славный рыцарь долженъ былъ им?ть израненое т?ло и покрытое шрамами лицо, онъ восхищался только остроуміемъ, съ какимъ авторъ Беліаниса закончилъ свою неоконченную книгу. Часто ему приходило желаніе взяться за перо и самому докончить ее, что, в?роятно, онъ сд?лалъ-бы съ полнымъ усп?хомъ, еслибъ умъ его не былъ ужь занятъ другими, несравненно важн?йшими мыслями. Много разъ доводилось ему спорить съ священникомъ его деревни, челов?комъ ученымъ, удостоеннымъ ученой степени въ Зигуенц? [2] о томъ, которому изъ рыцарей сл?дуетъ отдать пальму первенства: Пальмерину Англійскому или Амадису Гальскому? Присутствовавшій при этихъ спорахъ цирюльникъ, синьоръ Николай, утверждалъ, что ни одинъ рыцарь не могъ сравняться съ рыцаремъ ?ебомъ, и что ближе вс?хъ подходитъ къ нему безспорно донъ-Галаоръ, братъ Амадиса Гальскаго, который, нисколько не уступая самому Амадису въ самоотверженіи и мужеств?, не былъ однако такимъ капризнымъ плаксой, какъ его братецъ.

Гидальго нашъ, мало по малу, до того пристрастился къ рыцарскимъ книгамъ, что въ чтеніи ихъ проводилъ дни и ночи, и кончилъ т?мъ, что, въ сл?дствіе усиленнаго бодрствованія и чтенія, мозгъ его разстроился, и онъ сошелъ съ ума. Ему то и д?ло грезились поединки, битвы, волшебники, бури, любовь, раны и тому подобный сумбуръ, наполнявшій его любимыя книги. И такъ полно уб?жденъ онъ былъ въ истин? всего этого, что для него въ ц?ломъ мір? не существовало р?шительно ничего, достойнаго большаго дов?рія. Онъ говорилъ, что хотя Сидъ-Руи-Діазъ былъ, конечно, рыцарь не изъ посл?днихъ, но что онъ далеко не можетъ равняться съ рыцаремъ Пылающаго Меча, который однимъ ударомъ разс?къ пополамъ двухъ чудовищныхъ и свир?пыхъ великановъ. Онъ глубоко уважалъ Бернардо-дель-Карпіо за то, что въ Ронсевальской долин?, онъ умертвилъ очарованнаго Роланда, воспользовавшись уловкой Геркулеса, при помощи которой этотъ силачъ задушилъ въ своихъ рукахъ Антея, названнаго сыномъ земли. Съ большой похвалой отзывался онъ также о великан? Морган?, единомъ благородномъ исключеніи изъ свир?паго сонма великановъ. Но героемъ его, по преимуществу, былъ Рейнальдъ Монтальванскій, особенно когда онъ мерещился ему выходящимъ изъ своего замка грабить каждаго встр?чнаго, или отправляющихся за море похищать идолъ Магомета, вылитый изъ чистаго золота, какъ ув?ряетъ исторія. Что-же касается изм?нника Ганелона, то за возможность отсчитать ему н?сколько подзатыльниковъ онъ охотно отдалъ-бы свою экономку въ племянницей въ придачу.

Рехнувшись окончательно, герой нашъ задумалъ одно изъ самыхъ безумныхъ предпріятій, какія приходили когда либо въ голову полуумнымъ. Ему казалось необходимымъ, какъ для собственной славы, такъ для блага и славы родной страны своей, сд?латься странствующимъ рыцаремъ; и рыская по св?ту на кон? съ оружіемъ въ рукахъ, ища приключеній, карая зло, возстановляя правду, защищая гонимыхъ и сирыхъ, пускаясь наконецъ въ самыя ужасныя приключенія, покрыть себя неувядаемой славой. Ему уже мерещилось, какъ, благодаря своему мужеству, онъ д?лается на худой счетъ Трапезондскимъ императоромъ. Увлекаемый этими сумазбродными мечтами, онъ только и думалъ, какъ-бы поскор?е привести нам?реніе въ д?ло; и прежде всего позаботился о своемъ прад?довскомъ оружіи, давно покоившимся въ пыли, въ одномъ изъ забытыхъ угловъ его дома. Доставъ, вычистивъ и починивъ его, онъ съ ужасомъ увид?лъ, что отъ шлема, н?когда ц?лаго, оставался только шишакъ. Призвавъ на помощь все свое искусство, онъ, при помощи картона и остававшагося въ ц?лости шишака, устроилъ что-то въ род? шлема. Но когда онъ пожелалъ уб?диться въ прочности своей работы и нанесъ устроенному имъ шлему два шпажныхъ удара, то первый изъ нихъ сразу разрушилъ весь это нед?льный трудъ. Неудача эта, хотя и не совс?мъ пріятная для нашего гидальго, не обезкуражила его однако. Онъ принялся вторично работать надъ шлемомъ и, чтобы придать ему возможную прочность, прид?лалъ въ нему жел?зныя застежки. Не желая, однако, во второй разъ испытать прочность своей работы, онъ счелъ ее оконченною и вообразилъ себя обладателемъ самаго прочнаго шлема въ мір?.

Покончивъ съ оружіемъ, онъ отправился осмотр?ть збрую и своего верховаго коня. И хотя конь этотъ былъ бол?е жалокъ, нежели самъ знаменитый конь Гонеля, состоявшій, исключительно, изъ кожи и костей, онъ показался ему, однако, прекрасн?е александровскаго Букефала и Бабіеки рыцаря Сида. Четыре дня ломалъ онъ голову, присваивая этой несравненной лошади достойное ея имя. Возможно-ли, думалъ онъ, чтобы конь такого славнаго рыцаря, въ тому-же превосходный самъ по себ?, не им?лъ какого-нибудь изв?стнаго имени. Если господинъ перем?няетъ свое имя и общественное положеніе, то конь его можетъ и даже долженъ, ради этого случая, также перем?нять свое имя на другое, бол?е звучное и соотв?тствующее его новому положенію. Перебравъ, удлинивъ, укоротивъ и перевернувъ на вс? лады множество различныхъ именъ, онъ остановился наконецъ на имени Россинанта, показавшемся ему звучнымъ, сильнымъ и во вс?хъ отношеніяхъ достойнымъ первой лошади въ мір?. Придумавъ имя своему коню, онъ р?шился придумать имя и самому себ?, и посл? новаго нед?льнаго размышленія, р?шился назвать себя Донъ-Кихотомъ, названіе, подавшее поводъ его историкамъ предполагать, что настоящее имя его было Кихада, а не Кизада, какъ утверждаютъ другіе.

Припоминая, однако, что славный Амадисъ никогда не назывался просто Амадисомъ, но, в?роятно съ ц?лію прославить и возвеличить свою родину, присовокупилъ къ своему имени названіе Гальскій; герой нашъ, чтобы ни въ чемъ не отступать отъ своихъ знаменитыхъ предшественниковъ, р?шился также назвать себя не просто Донъ-Кихотомъ, а Донъ-Кихотомъ Ламанчскимъ, ув?ренный, что онъ также возвеличитъ и прославитъ м?сто своего рожденія.

Вычистивъ оружіе, смастеривъ шлемъ, пріискавъ имя себ? и своему коню, герой нашъ увид?лъ, что ему не доставало только дамы, въ которую онъ могъ бы влюбиться, такъ какъ рыцарь безъ дамы и любви походитъ на дерево безъ листьевъ, на т?ло безъ души. Онъ говорилъ себ?: если въ наказаніе за мои гр?хи или, скор?е, благодаря счастливой зв?зд? моей, мн? случится встр?титься съ какимъ нибудь великаномъ, какъ это въ частую случается странствующимъ рыцарямъ, если съ перваго удара я поражу или даже проколю его насквозь, и онъ очутится въ моей власти, тогда мн? необходимо будетъ им?ть даму, въ которой я могъ бы послать поб?жденнаго мною великана, дабы, павъ передъ нею ницъ, онъ сказалъ ей покорнымъ голосомъ: «высокая дама! я великанъ Каракаліунбро, влад?тель Маландаринскаго острова, поб?жденный на поединк? безстрашнымъ и на всегда славнымъ рыцаремъ Донъ-Кихотомъ Ламанчскимъ, по приказанію котораго я прихожу пасть ницъ предъ вашей красотой и у вашихъ ногъ ждать вашихъ повел?ній.» О, какъ счастливъ былъ нашъ гидальго, сложивъ эту пышную тираду. Но радость его была еще полн?е, когда онъ нашелъ наконецъ ту, которой суждено было очаровать его сердце и поработить его мысли. Этой волшебницей стала, сама того не зная, молодая, хорошенькая поселянка Альдонзо Лорензо. Истративъ много времени на пріисканіе ей названія, которое бы, гармонируя съ его собственнымъ, заставляло вид?ть въ ней принцессу или другую высокую даму, онъ назвалъ ее наконецъ Дульцинеей Тобозской. Посл?днее слово указывало на м?сторожденіе ея — деревню Тобозо. Имя, пріисканное имъ своей красавиц?, показалось ему столь же звучнымъ, благороднымъ и возвышеннымъ, какъ имена, данныя имъ себ? и своему коню.