волшебниковъ? Гд? понаходили вы очарованныхъ Дульциней и всю эту гиль, которую разсказываютъ про васъ».
Молча и внимательно выслушалъ Донъ-Кихотъ все, что говорила ему духовная особа, безъ всякаго уваженія въ сіятельнымъ хозяевамъ, и когда она изволила замолчать, рыцарь поднялся съ своего м?ста и съ негодованіемъ воскликнулъ……. но отв?тъ его заслуживаетъ быть переданнымъ въ особой глав?.
Глава XXXII
Весь дрожа, какъ въ припадк? падучей, зад?тый за живое, Донъ-Кихотъ воскликнулъ: «м?сто, гд? я нахожусь, присутствіе этихъ высокихъ особъ и уваженіе, которое я всегда питалъ и не перестану питать въ духовнымъ лицамъ, удерживаютъ порывъ моего справедливаго негодованія. И такъ какъ у приказныхъ, духовныхъ и женщинъ одно оружіе — языкъ, поэтому я буду сражаться равнымъ оружіемъ съ вами, — съ вами, отъ кого я могъ ожидать скор?е спасительнаго сов?та, ч?мъ грубаго упрека. Благонам?ренное пастырское ув?щаніе могло быть сд?лано при другихъ обстоятельствахъ и въ другой форм?, а т? р?зкія слова, съ какими вы публично только что обратились во мн?, выходитъ изъ границъ всякаго ув?щанія, ему приличн?е быть мягкимъ, нежели суровымъ, и не им?я никакого понятія о порицаемомъ предмет?, очень не хорошо называть совершенно незнакомаго челов?ка, безъ всякихъ церемоній, посм?шищемъ и глупцомъ. Скажите мн?, ради Бога, за какое именно безумство вы меня порицаете, отсылаете домой смотр?ть за хозяйствомъ, заниматься женою и д?тьми, не зная даже есть ли у меня д?ти и жена? Ужели вы полагаете, что на св?т? д?лать больше нечего, какъ втираться въ чужіе дома и стараться властвовать тамъ надъ хозяевами? и сл?дуетъ ли челов?ку, воспитанному въ ст?нахъ какого-нибудь закрытаго заведенія, не вид?вшаго св?та больше ч?мъ за двадцать или тридцать миль въ окружности, судить о рыцаряхъ и предписывать имъ законы? и неужели вы находите д?ломъ совершенно безполезнымъ, даромъ истраченнымъ временемъ, странствованіе по св?ту въ поискахъ не наслажденій, а терніевъ; по которымъ великіе люди восходятъ на ступени безсмертія? Если-бы меня считали глупцомъ умные, благородные, великодушные люди, это д?йствительно произвело бы на меня неизгладимое впечатл?ніе, но если меня считаютъ безумцемъ какіе-нибудь педанты, ничего не смыслящіе въ рыцарств?, право, я см?юсь надъ этимъ. Рыцаремъ былъ я, рыцаремъ остаюсь и рыцаремъ я умру, если это будетъ угодно Всевышнему. Люди пресл?дуютъ за св?т? разныя ц?ли: одними двигаетъ честолюбіе; другими грубая презрительная лесть; третьими лицем?ріе; четвертыми истинная религія. Я же прохожу жизненный путь мой по узкой стез? рыцарства, указанной мн? моей зв?здой, и презирая богатство, но не славу, отмщаю зло, караю преступленія, возстановляю правду, поражаю великановъ, не страшусь привид?ній и никакихъ чудовищъ. Я влюбленъ, но только потому, что странствующему рыцарю нельзя быть не влюбленнымъ; въ тому же я люблю не чувственно, а платонически. Нам?ренія мои направлены въ хорошимъ ц?лямъ, д?лать вс?мъ добро, никому не д?лая зла. И достоинъ ли тотъ, кто думаетъ и д?йствуетъ подобно мн?, названія глупца — предоставляю судить ихъ сіятельствамъ герцогу и герцогин?.
— Отлично, ей Богу, отлично, воскликнулъ Санчо; и не говорите ни слова больше, потому что нечего больше говоритъ, нечего думать, нечего утверждать. Къ тому же, если этотъ господинъ сомн?вается въ томъ, были ли когда нибудь на св?т? странствующіе рыцари, то что-жъ удивительнаго, если онъ ни слова не смыслитъ въ томъ, о чемъ говоритъ.
— Не ты ли, любезный, этотъ Санчо Пансо, спросила духовная особа, о которомъ уши вс?мъ прожужжали, и не теб? ли господинъ твой об?щалъ подарить островъ?
— Я, я самый этотъ Санчо Пансо, отв?чалъ оруженосецъ, и стою острова столько же, сколько всякій другой. Я, ваша милость, изъ т?хъ, которые понимаютъ, что значитъ эта поговорка: «знайся съ хорошимъ челов?комъ и самъ ты будешь хорошимъ; изъ т?хъ, которые, какъ говорится, водятся не съ т?мъ, съ к?мъ родились, а съ к?мъ ужились; изъ т?хъ наконецъ, о которыхъ сказывается: «кто стоитъ подъ хорошимъ деревомъ, тотъ стоитъ въ хорошей т?ни». Я присталъ къ своему господину, сл?дуя за нимъ вотъ уже н?сколько м?сяцевъ и стану когда-нибудь другимъ имъ самимъ, если на то будетъ воля Господня. Да здравствуетъ же онъ, я да здравствую я! у него не будетъ недостатка въ царствахъ, а у меня въ островахъ.
— Конечно не будетъ, воскликнулъ герцогъ, и я, отъ имени господина Донъ-Кихота, дарю теб?, Санчо, одинъ свободный у меня теперь островъ, не изъ дурныхъ.
— Санчо! преклони кол?на и облобызай ноги его св?тлости за великую милость, которую онъ оказываетъ теб?, сказалъ Донъ-Кихотъ своему оруженосцу.
Санчо посп?шилъ исполнить приказаніе рыцаря. Это окончательно вывело изъ себя духовнаго. Вставъ изъ-за стола и не помня себя отъ досады и гн?ва онъ воскликнулъ: «ваша св?тлость! клянусь моимъ священнымъ платьемъ, можно подумать, что вы такой же безумецъ, какъ эти гр?шники. И какъ не быть имъ безумцами, когда люди умные освящаютъ ихъ глупости. Оставайтесь же съ ними, пока они будутъ въ вашемъ замк?; я же удалюсь отсюда, чтобы не вид?ть того, чего не могу исправить». Съ посл?днимъ словомъ онъ вышелъ изъ комнаты, не сказавъ бол?е ни слова, не скушавъ ни одного куска и не слушая никакихъ просьбъ и приглашеній остаться. Правда, герцогъ не слишкомъ то и останавливалъ его, готовый расхохотаться надъ нев?жливымъ гн?вомъ почтенной особы.
Нахохотавшись вдоволь, герцогъ сказалъ Донъ-Кихоту: «благородный рыцарь львовъ! вы такъ ловко и поб?доносно отв?тили вашему противнику, что совершенно уничтожили нанесенное вамъ, повидимому, оскорбленіе; въ сущности васъ никто не оскорбилъ, потому что духовныя лица, подобно женщинамъ, не могутъ никого оскорбить; это вамъ, в?роятно изв?стно.»
— Ваша правда, отв?тилъ Донъ-Кихотъ; тотъ, кого нельзя оскорбить не можетъ и самъ оскорбить никого. Женщины, д?ти, духовные, не им?я возможности защищаться, не могутъ по этому, ни въ какомъ случа?, считаться оскорбленными. Между оскорбленіемъ и обезчещеніемъ та разница, какъ это изв?стно вашей св?тлости, лучше ч?мъ мн?, что обезчестить можно только по праву, оскорбить же можетъ всякій кого ему угодно, но только это оскорбленіе не можетъ считаться безчестіемъ. челов?къ, наприм?ръ, идетъ спокойно по улиц?, на него неожиданно нападаютъ десять вооруженныхъ людей и наносятъ ему н?сколько палочныхъ ударовъ; онъ схватывается за оружіе, чтобы исполнить свой долгъ, то есть отмстить, но число непріятелей не позволяетъ ему сд?лать этого. Челов?къ этотъ, конечно, оскорбленъ, но не обезчещенъ. Или наприм?ръ, мн? нанесутъ ударъ сзади, и прежде ч?мъ я усп?ю обернуться, негодяя уже и сл?дъ простылъ. Это тоже оскорбленіе, но не обезчещеніе, потому что посл?днее нужно доказать и подержать. И если-бы челов?къ, ударившій изъ-засады, не уб?жалъ, а остался на м?ст? и встр?тился лицомъ въ лицу съ врагомъ, то, безъ сомн?нія тотъ, кого онъ ударилъ, былъ бы не только оскорбленъ, но и обезчещенъ; оскорбленъ потому, что на него напали изм?ннически, обезчещенъ потому, что нападавшій твердо ожидалъ своего противника, не уб?гая отъ него. По этому, я могу считать себя теперь, если хотите оскорбленнымъ, но ни въ какомъ случа? обезчещеннымъ. Женщины и д?ти, повторяю, не могутъ быть обезчещены, потому что не могутъ уб?гать и не им?ютъ никакихъ поводовъ ожидать. Тоже можно сказать о служителяхъ церкви; они безоружны, подобно женщинамъ и д?тямъ. По закону природы, они вынуждены защищаться, но нападать не могутъ. И хотя я только что сказалъ, будто могу считать себя оскорбленнымъ, я отказываюсь теперь отъ своихъ словъ и говорю, что оскорбленнымъ я ни въ какомъ случа? считать себя не ногу; потому что тотъ, кого нельзя оскорбить, не можетъ и самъ оскорблять. И я не могу им?ть и не им?ю ничего противъ этого господина, желавшаго сд?лать мн? дерзость. Жал?ю только, что онъ не обождалъ немного; я бы доказалъ ему, какъ сильно онъ ошибается, воображая, будто на св?т? не было и н?тъ странствующихъ рыцарей. Если бы Амадисъ, или кто-нибудь изъ его безчисленныхъ потомковъ услышалъ это, то его преподобіе в?роятно почувствовалъ бы себя теперь, не совс?мъ хорошо.
— Да они бы разр?зали его, какъ гранату или св?жую дыню, воскликнулъ Санчо. Таковскіе это люди были, чтобы позволить себ? на ногу ступать. Еслибъ Рейнальдъ Монтальванскій услышалъ, что городилъ этотъ сердитый челов?чекъ, такъ клянусь крестнымъ знаменіемъ, онъ такимъ тумакомъ закрылъ бы ему ротъ, что господинъ этотъ года три слова бы не вымолвилъ. Если не в?ритъ, пусть тронетъ ихъ; тогда увидитъ, что это за господа такіе.
Герцогиня умирала со см?ху, слушая Санчо. Она находила его несравненно забавн?е его господина,
