– Потому что тогда они стали бы звать меня ублюдком, – предположил Сокол. В последнее слово он не вложил совершенно никакого чувства.
– Да. Теперь ты тоже понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты нес на себе этот груз?
– Тебя беспокоит, что люди будут думать обо мне, или что они будут думать о тебе? – спросил мальчик, обнаружив мудрость, не свойственную его годам.
Отец побледнел и виноватым тоном начал объяснять сыну:
– Попытайся понять, Сокол. Это дело касается многих людей, не только тебя и меня. Я должен подумать также о Кэтрин и Чэде. Я обеспечил тебе хороший дом. Ты получишь самое лучшее образование. Придет время, когда ты примешь участие в моем бизнесе.
Сокол молча смотрел на него бесстрастными голубыми глазами, затем медленно повернулся и пошел прочь. Один. Одинокий. Ему о многом надо было подумать.
В день празднования Дня Независимости на ранчо «Летящий ястреб» устроили свое собственное родео и скачки. Ковбои соревновались в том, кто быстрее и точнее заарканит скотину, кто больше продержится без седла на спине необъезженной лошади. Небольшое состязание было устроено даже для детей ковбоев – кто быстрее подоит козу. И наконец гвоздь программы – скачки.
Когда Сокол выехал на своем гнедом пони на стартовую линию и присоединился к толпе других всадников, говор зрителей на мгновение стих. Большинству ковбоев приходилось время от времени наблюдать, насколько этот рожденный в степи пони хорош в беге, он как будто летел над землей. И все же они не могли не заметить еще одного мальчика, сына владельца ранчо, сидевшего на лоснящейся длинноногой гнедой кобыле. Обычно Чэд Фолкнер выигрывал скачки. На первое место никто, кроме него, и не претендовал. Борьба пойдет за то, кто займет второе и третье места.
Возле стартовой линии встала Кэтрин Фолкнер с пистолетом в руке. Теперь все взгляды были устремлены на нее. Ближе всех зрителей к Соколу находился Лютер Уилкокс, один из ковбоев ранчо. Он внимательно рассматривал пони, на котором сидел Сокол, и вдруг сказал:
– Хорошая у тебя лошадь, но тебе не победить той гнедой кобылы, что у Чэда.
– Его лошадь быстрее, – согласился Сокол. – Но я езжу лучше.
Прозвучал выстрел, и лошади рванулись вперед. Им предстояло проскакать милю до одиноко стоявшего тополя, обогнуть его и вернуться назад к месту старта.
Сокол с самого начала вырвался вперед, но затем позволил гнедой кобыле догнать и обогнать его. Тщательно выбирая маршрут, он избегал неровных мест, которые замедлили бег лошади Чэда. Вместо того, чтобы пересечь русло высохшего ручья, спустившись по пологому склону, он направил свою лошадь туда, где берега сходились, образуя довольно узкую щель с отвесными краями. Пони, легко преодолев овраг, оказался впереди всех, но быстроногая кобыла опять настигала его сзади, затем вновь отстала возле пересохшего ручья.
Когда же они пересекали финишную черту, пони Сокола был впереди на полкорпуса. Тяжелый топот скачущих лошадей оглушил Сокола, и он почти не слышал нерешительных и редких аплодисментов зрителей.
Разгоряченный и оживленный своей победой, он натянул поводья и, переведя пони на легкий галоп, направился обратно к финишу за призом. Обиженное выражение на потемневшем, как туча, лице его сводного брата мало тревожило Сокола. Он увидел, что отец стоит впереди толпы зрителей, и на лице его играет легкая гордая улыбка.
Но, как ни странно, мальчику было мало одобрения отца. Ему хотелось, чтобы его победу оценила и признала стройная, грациозная женщина – Кэтрин Фолкнер, которая должна была вручить победителю ленту и денежный приз. Его голубые глаза сияли, когда он подскакал к ней. Он ждал не приза, а похвалы этой женщины.
Сокол остановил своего поджарого пони возле Кэтрин и тут увидел маленькую Кэрол, стоящую рядом с ней. Прошло несколько долгих томительных секунд прежде, чем Кэтрин Фолкнер подняла голову, чтобы взглянуть на мальчика. Сердце замерло в груди Сокола, когда он различил в ее глазах ледяной гнев и ненависть. Победная улыбка мгновенно исчезла с его губ. Разгоряченный скачкой гнедой танцевал под ним, а Сокол продолжал с упрямой гордостью смотреть на женщину, отказываясь смириться с тем, что у него хотят отнять признание, принадлежащее ему по праву.
– Ты смошенничал, – она произнесла это обвинение тихим, хриплым голосом, дрожащим от едва сдерживаемой ярости.
Оскорбление обожгло Сокола как хлыст. В глазах потемнело от боли, и он словно ослеп на миг.
– Ты победил только потому, что уклонился от трассы скачек, – прошипела Кэтрин.
Кто-то высокий приблизился к женщине и встал рядом с златокудрой девочкой, руку которой сжимала женщина. Сокол не сразу понял, кто это, потому что все его внимание было устремлено на Кэтрин.
– Он победил честно, – проговорил подошедший. Это был отец. Он тоже говорил тихо, чтобы никто из зрителей не мог их услышать. – Кэтрин, тебе не следует на глазах у всех выказывать такое пристрастие к Чэду.
Кэтрин все еще держала в руках голубую ленту и конверт. С вымученной улыбкой она повернулась к маленькой девочке.
– Кэрол, на этот раз ты можешь вручить награду.
Отец нагнулся и приподнял девочку так, чтобы она смогла дотянуться до Сокола и наградить его за победу. Но когда мальчик протянул руку, чтобы взять у нее ленту и конверт, Кэрол отдернула призы назад, обернулась через плечо и бросила на Фолкнера нахмуренный взгляд.
– Но я хотела отдать их Чэду, – запротестовала она. – Победить должен был он.
– Да, должен был, – согласился Фолкнер. – Но на этот раз голубую ленту завоевал Сокол. А красную можешь отдать Чэду.
Девочка с неохотой отдала Соколу призы. Отступничество Кэрол не удивило мальчика. Он давно заметил, что когда Чэд приезжал домой из частной школы, то время от времени снисходил до того, чтобы
