Палач подступил к Гедеону – и вдруг со страшной силой прозвучала оглушительная пощечина. Гедеон содрогнулся, но не отвел лица. Палач повторил удар еще раз и еще раз…
За дверью послышалось рыдание Астхик и молящий возглас:
– Князь!..
Артак Рштуни сделал знак палачу увести Гедеона.
Палач схватил Гедеона за руку и поволок к двери. Дворецкий откинул занавес и смиренно склонился перед нахараром.
Домашние, толпившиеся за дверью, с ужасом отшатнулись, увидев залитого кровью Гедеона и злобно ухмыляющегося палача, который продолжал тащить старика за собой. Но еще ужаснее выглядело смеющееся и одновременно разъяренное лицо Артака Рштуни, освещенное дрожащим светом светильника.
– Господи! Господи!.. – с ужасом воскликнула жена Гедеона.
Остальные молчали, онемев от ужаса. Артак Рштуни направился к выходу. Анаит метнулась за ним. Княгиня Аршалуйс схватила ее за руку.
– Анаит, не делай этого!
– Оставь! – повелительно сказала Анаит и, вырвав руку. догнала Артака.
– Князь! – громко и насюччиво окликнула она.
– Ну?! – угрожающе обернувшись к ней, спросил Артак Рштуни.
– Князь, есть же бог у нас, есть же справедливость!..
Артак Рштуни вернулся назад. Палач остановил Гедеона.
– Князь! – вновь воскликнула Анаит. – Есть ведь бог, есть справедливость!..
Артак Рштуни, не отвечая, смерил ее взглядом с головы до ног, как бы определяя, куда нанести удар, сбил ее с ног и начал топтать. Напрасно пытались домашние оттащить Анаит: он продолжал беспощадно избивать и топтать ее ногами Окровавленная Анаит стонала под ударами, которые все усиливались, но, не умолкая, выкрикивала, все больше повышая голос:
– Не смей!.. Не смей!.. – И еще яростнее, с угрозой: – Не смей!..
Внезапно она умолкла, потеряв сознание. Домашние с плачем кинулись в ноги Артаку Рштуни, моля его прекратить избиение. Он остановился, оглядел всех со злобной улыбкой, взглянул на Анаит и приказал дворецкому:
– Зови помощника палача!
Дворецкий выбежал. Эстер, Астхик и княгиня Аршалуйс на коленях умоляли Артака пощадить Анаит, тщетно стараясь привести ее в сознание. Но нахарар хранил каменное молчание. Вбежал помощник палача и по знаку нахарара уволок бесчувственную Анаит. Сестры и мать с громкими рыданиями выбежали на террасу. Оглянувшись, Артак Рштуни гаркнул на них, чтоб они тотчас же вошли в комнаты, а сам спустился в подземную темницу, куда поволокли Гедеона и Анаит. Захлопнулась маленькая дверь. Женщины с плачем вернулись в зал, но Эстер не плакала. Подняв взор к небесам, она начала вслух молиться. Остальные со слезами внимали ей, опустившись на колени.
Полуночный осенний ветер, жалобно воя, носился по черным холмам. Языки пламени колебались над костром в Арташатском лагере, посылая вверх клубы удушливого дыма.
Саак находился во власти необычного волнения. Аракэл, Сероб, Зарэ, дед Абраам, Оваким, Маркос, Вараж, Ованес-Карапет, Погос да и остальные ополченцы также выглядели взволнованными и раздраженными.
Осень наводила тоску. В лагере собрались землепашцы и люди иных занятий, оставив на произвол судьбы родные места и семьи. Но дело не двигалось вперед. Со всех концов страны поступали тревожные вести. А марзпан продолжал оставаться во главе власти; разнеслись слухи, что он тайно оказывает почести заключенным персам; нахарары заняли безразлично выжидательное положение… Что же должно было последовать за всем этим? По-видимому, ничего доброго…
– Слепнет глаз у меня… – бормотал Саак, – слепнет глаз! Не доведется мне увидеть свободу!.. Э-э, Спарапет говорил: «Нет теперь ни князя, ни простолюдина». Полно, так ли это? Есть они! Есть и князь, есть и простолюдин! Вот двигается Азкерт, чтоб стереть с лица земли страну Армянскую… Вы скажете: как можно стереть страну Армянскую, ведь вот она, страна Армянская! – он ударил кулаком по земле. – Пропитана земля эта потом и кровью наших дедов. Страна Армянская – вот этот народ, вот эта душа! – он кулаком ударил себя в грудь. – Сможет Азкерт уничтожить нашу страну Армянскую? Сможет. Сможет и сотрет… если мы не удержим ее зубами!
– Удержим, братец Саак, удержим! – отозвались воины, собравшиеся у костра Саака.
– Удержим!.. – гневно повторил Саак. -Как же! Жди, чтоб ее удержал марзпан, удержали князья наши!.. Вот так всегда и бывает; только покажут тебе какую-нибудь правду – глядь, она и обернулась неправдой! Нет настоящей правды на свете… Образа человеческого не оставил мне перс… глаз мне выколол… И что это хотел он растоптать – голову мою, глаза мои или мою землю?!. Нет! Он душу хотел мне растоптать, душу! Душу народа армянского растоптать хотят! Душа наша у них в плену. Душу народа армянского освободить надо!
– Перс Деншапух! – грозя кулаком в сторону города, повысил голос Саак. – Ты хочешь душу армянского народа растоптать? Смотри ты у меня!
Среди крестьян пробежал шепот!
– Попадет он в беду…
– Попал уже раз, ему не впервые!
Какое-то пятно отделилось от темной громады погруженного во мрак города и, быстро увеличиваясь, приближалось к лагерю. Вскоре стало видно: спотыкаясь, бежит какой-то челоЕсх. Вот он остановился, тяжело дыша, и крикнул:
– Кто здесь христиане? Помогите!
Это был старший тюремщик, сильно взволнованный, видимо, совершенно растерявшийся от страха.
– В чем дело, тюремный ангел, убыло острожников у тебя? – спросил его один из сидевших у костра.
– Повесит меня князь Атом! – простонал тюремщик. – Там, в тюрьме, сюнийцы потайную дверь ломают, хотят персов освободить…
– Во имя отца и сына и святого духа! – возгласил Саак, крестясь. – Если написан мне день смерти, то вот он пришел. Крестьяне окружили Саака:
– Братец Саак, не время…
– Бросьте! Как это не время?! -злобно оборвал Аракэл. – Именно самое время! Вставайте! – громко крикнул он.
Сам Саак уже не в состоянии был прислушиваться к чьим-либо словам. Он крупными, решительными шагами направился в сторону города. Что намеревался он сделать?
Аракэл следовал за Сааком. К ним присоединилась толпа, охваченная тревогой и подстегиваемая любопытством.
Ужасен был вид Саака, его одноглазое, изуродованное лицо с нависшими густыми бровями и дрожащими губами…
У городских ворот начальник стражи Лусерэс сделал вид, что не позволяет войти в город, но, признав тюремщика и услышав его рассказ, приказал приоткрыть и снова закрыть ворота. Но Саак оттолкнул стражу, и в город хлынула вся толпа. Выскочившие на шум горожане присоединились к ней. Многолюдное скопище двинулось к тюрьме.
Тюремные ворота были на запоре. Саак схватил с земли камень и начал с силой колотить в них. Рядом, готовые защитить его, стояли Овакнм, дед Абраам и брат Зарэ.
– Перс Деншапух, я несу тебе смерть! Выйди, прими смерть от меня! – вопил Саак; ворота трещали под его ударами.
Тщетно умолял его тюремщик удалиться. Саак был глух к увещаниям.
Подбежавшие воины сюнийского полка замахнулись было на Саака.
– Как? На подвижника? На подвижника?! – исступленно зарычал брат Зарэ, собой заслоняя Саака. – Да отсохнут у вас лапы, исчадие сатаны! Сгиньте!
– Высаживайте ворота! – приказал Аракэл.
