принимаясь снова раздувать костер.
Огонь вспыхнул, и пламя прыгнуло Мартиросу в бороду.
– Ну, ну, не тронь! – жирной лапищей спокойно отогнал его Мартирос.
Огонь разгорался. Это обрадовало Мартироса. Поматывая головой, он загудел:
– «Куст розовый, краса ясная!..» Дешхо, принесла бы воды! – прервал он сам себя и снова завел:- «Краса ясная, куст розовый!..»
Дешхо прибежала с водой, налила в чашу. Мартирос не спеша принял чашу и весело оглянулся кругом:
– Ну как не сказать?.. На шашлык нужно приходить в сад рано поутру, до первого луча солнышка, чтоб сердце у человека расцвело! Вдруг услышишь – пичужка с пичужкой перекликается. Интересно знать, о чем?.. А там тысячью листьев зашелестела чинара. Тоже интересно знать, о чем?…
Он поднес чашу к пересохшим губам, но не стал пить. Он точно замер, сверкнув глазами и улыбаясь.
– Что случилось, братец Мартирос? – удивилась Дешхо.
– Да ты послушай, как разговаривает братец ручей! Слышишь? Вода! Источник жизни!
Арцви забавляла своеобразная филисофия Мартироса. С обычной улыбкой в глазах следил он за толстяком, который с таким увлечением выполнял свои поварские обязанности.
Мартиросу, который теперь вкушал блаженство отдыха, не терпелось поделиться своими заветными мыслями.
– Ведь вот тот же шашлык, а вкус другой! Все свою пору знает и свою меру!. Скажем, фазан. Тот любит медленный огонь, да и то, чтобы утром!.. Вон глянь-ка на звездочку: то она выглянет, то спрячется за горой. Это самое подходящее время. Нанижешь, скажем, куски мяса на шампур, подержишь над огнем и видишь: мясо начинает шевелиться, куски друг друга толкают. Значит, время приспело! Эх! – И Мартирос передернул плечами, как бы собираясь пуститься в пляс. – Только ухо востро надо Держать, прислушиваться к шашлыку, когда он разговаривать начнет. Склони ухо, – кусок куску говорит: «Тише ты, тише, тише!» Мол, жарься в меру, не пережаривайся! Так они и поджариваются мерно да верно. А если – упаси бог! – пережаришь, как зашипят они на тебя: «Ш-ши… Тащ-щи!..» Тут уже нужно доставать и поскорее на стол!
Арцви тоже захмелел; он прикрыл глаза, и его охватила сладкая дремота – то ли от жара, который шел от костра, то ли от вина. Ему чудилось, что он в море, плывет по волнам. Море спокойно, волны шепчут: «Тише… осторожней…» – «Нет, спит…» – «Ой, не спит…» – «Нашла!..» – «Ну, бежим…» В грудь ему пахнуло холодком. Он проснулся. Петли его куртки были расстегнуты. Он запахнулся, взглянул на Мартироса: тот похрапывал, сидя на корточках.
Арцви осмотрелся. Ему почудилось, что только что отбежала от него Луис. Но в саду было безлюдно. Из узенького оконца погреба выбивался тусклый луч света. Изнутри доносился негромкий говор и музыка. Арцви хотел было встать и тоже пойти в погреб, сам не зная, наяву все это происходит или снится ему, как вдруг он заметил прямо против себя Дсшхо: прислонившись к дереву, она внимательно глядела на него. Арцви не двигался, не заговаривал. Молчала и Дешхо. Ее глаза сияли счастьем, смешанным со страхом. Она держала руку на груди, и было видно, что она что-то крепко в руке сжимает. И чем крепче она сжимала руку, тем сильнее овладевало ею то чувство, которое, подхватив человека, уносит его точно на крыльях сладкой мечты…
Но Арцви продолжал глядеть на нее с обычным простодушием и улыбался. Счастливое неведение юноши терзало Дешхо, но делало Арцви еще более желанным. Вот он поднял руку, пошарил у себя на груди, как бы что-то ища, но не нашел. Арцви стал осматриваться кругом.
Дешхо следила за ним с затаенной усмешкой.
– Что ты ищешь? – спросила она мягко.
– Луис просила принести ей из дому… И вот нет его… – как бы сам себе пояснил Арцви.
– Ну, теперь ты отдашь сердце тому, кто держит в руке твой хаварцил! – кинула со смехом Дешхо и убежала.
Арцви, ничего не поняв, поглядел ей вслед и направился к погребу.
Затуманенными глазами смотрели пирующие на гусанов, основательно выпивали, слушая их песни и игру.
Сиял чертог Ваагна
В честь прихода златокудрой Астхик…
Светало. Гусаны заиграли нежную мелодию, посвященную утренней заре. Неугомонный Вараж снова заговорил о своих скакунах: это было признаком того, что скоро он, никого не спрашивая, выведет из конюшен всех скакунов и, посадив юношей, устроит скачки.
– Светает уже, дядюшка Вараж… – начал один из юношей, Тигран, которому подмигнули остальные.
– Что, скакунов? Нет скакунов для вас, дьяволята шальные! Какие из вас наездники?
– Дядюшка Вараж, пора уже! – стал упрашивать Тигран.
– Рассвело ведь уже, дядюшка Вараж! – вскочив с мест, заговорили сразу все юноши.
– Ну, выводите коней, черт с вами! – воскликнул Вараж, тоже вскакивая и обращаясь к соседям и гусанам:
– Вставайте все!
Старого конюшего охватила привычная страсть. Дрожа от нетерпения, он засучил рукава и вышел на улицу. Гости встали и, подтягивая пояса, последовали за ним. Арцви удалось ускользнуть. А юноши, перепрыгнув через ограду, вперегонки кинулись к царской конюшне и ворвались к сторожу.
– Выпускай коней! Вараж приказал!
Сторож, привыкший к выходкам Ваража, улыбнулся, зевнул, как человек, только что проснувшийся, и, подойдя к воротам конюшни, постучал в них. Вышел мрачного вида старик.
– Ну, в чем дело? – огрызнулся он скрипучим голосом.
– Брат Вараж требует коней, дедушка Маркос! – объяснил Тигран, лукаво поглядывая на старика.
– Дать вам коней, чтоб вы их в болотах вываляли? – возмутился тот.
– Брат Вараж распорядился! – настаивали юноши.
– Нет для вас коней! – упорствовал Маркос. Юноши растерянно переглянулись: что делать – идти обратно или остаться и настаивать?
– Подождем, пока сам придет… – предложил Тигран, усаживаясь на камень. Уселись и остальные.
– Зря ждете! – заявил Маркос. – Не будет вам коней. С деланным смирением Тигран молчал, подмигнув товарищам, чтоб и те следовали его примеру.
– И где это слыхано, чтоб полоумным доверяли скакунов, – нате, скачите на них! – ворчал Маркос. – Я их скреб, чистил, они У меня блестят, и все для того, чтоб вы их вываляли в грязи?
Юноши молча переглядывались, еле удерживаясь от смеха.
– Да вы на «Бурю» поглядите – ведь огонь, а не лошадь. Потерпит она разве человека у себя на спине? Стрелой выскочит и сбросит, только выкупаешься в грязи.
– Такая уж она бешеная?!.. – с деланным испугом переспросил Тигран.
– Молния! – выразительно подчеркнул Маркос.
– Молнию приходилось видеть: страшная штука…
– Вот именно, что молния!
– Я смог бы удержаться в седле? – с деланной скромностью спросил Тигран.
Маркос остро глянул на юношу.
– Это не ты ли тогда перескочил через топь Мец-Морут?
– Он, он! – хором подтвердили юноши. – Тигран у нас славный наездник, дедушка Маркос.
– Ага… Ну, тебе доверю! Ты, видно, сынок самого сатаны! – сказал Маркос. – А нам и мухи не доверю, не то что коня!
Юноши не отозвались. Вновь воцарилось молчание. Но Маркос, видимо, молчания не переносил. Он продолжал ворчать:
– Скакуны – они ведь гордые, тоже честь свою берегут! Неумелый всадник только коня позорит. Вот был здесь знаменитый персидский наездник. Приходит ко мне и просит дать ему скакуна. Спрашиваю: «Брат
