Вараж, дать?» А Вараж глазом показывает: дай, мол, «Бурю»! Вскочил перс на коня – и только мы его и видали: сорвался конь, помчал его… да об камни… По кускам его потом собирали. Подох! И чтоб после этого я коней давал?!
Юноши едва не фыркнули. Тигран удержал их строгим взглядом.
– Ну, чего вы расселись? – вдруг распалился Маркос. – Небось теперь Вараж сам себя грызет!.. Выводите коней!..
– Позволяешь? – вскакивая, спросил Тигран.
– Ну да! Да!.. Чего вы расселись? Живей!
Юноши сорвались с мест, кинулись в конюшню. Каждый уже заранее облюбовал себе скакуна. Поднялась веселая кутерьма. Коней, почуявших, что их выводят на волю, трудно было удержать.
– Эй, щенята! – в новом приступе ярости завопил Маркос. – Не сбейте им ноги об камни. Не погубите коней! Будь вы прокляты! Кто вас привел сюда? – И вдруг напустился на одного из юношей: – Да вы поглядите, что он делает, несчастный! Узду на коня надевает! Брось! Он по утрам узды не терпит.
Но юноши не обращали внимания на упрямого старика, зная, что человек он все-таки не злой.
– Бедные мои кони! Бедные кони!.. – прослезился Маркос жалостью оглядывая скакунов. Вдруг он подскочил к одном из юношей и плетью огрел его по спине:- Колено подбери, колено! Не срами скакуна!
Юноша подчинился. Наконец, все сели на коней.
– Ну, скачите! Надеюсь на вас… Смотрите, не осрамите меня, не свалитесь! А если хоть одну ссадину на коне увижу, убью, клянусь солнцем моим!..
Внезапно он захохотал:
– А ну, юнцы-храбрецы, летите молнией!
Скакуны рвались и выходили из себя. Наездников так и подбрасывало. По узеньким уличкам они понеслись к городским воротам.
Сторож закрыл дверь конюшни. Маркосеще стоял, глядя вслед удалявшимся всадникам. Он пробормотал что-то, глотал слюну, стремглав кинулся в другое крыло конюшни и вывел от-туда могучею скакуна. Вскочив ему на спину, он пустился вслед за юношами, сам вслух стыдя себя:
– Забыл ты, старый черт, как сражался вместе с Чичракеци? Молнией небось тогда летал… Ну, держись теперь, догоняю!.. – крикнул он и, пустив коня во весь опор, врезался в ряды молодых.
Однако Лусерэс отказался открыть городские ворота.
– Что это, чего вы там застряли? Гоните! – выходил из себя Маркос. – Что там случилось, Лусерэс?
– Рано еше, не время открывать ворота.
– Да чего там? Открывай! Вараж приказал.
– Не то что Варажу – и деду его не открыл бы!
– Мне-то откроешь!
– А твоему и прапрадеду не открыл бы! Маркосразъярился.
– Открой, не то выбью! – И он пустил своего скакуна прямо на ворота. Конь взвился на дыбы, стал копытами бить в створку, едва не подмяв под себя Лусерэса. Тот рассвирепел, выхсач тил меч и бросился на Маркоса.
– Как? На скакуна?! – вышел из себя Маркос. – На скакуна меч поднимаег. 'Топчите его конями! -крикнул он юношам и сам погнал коня на Лусерэса. Из сторожки высыпали сторожа, вооруженные копьями.
В этот момент на углу показались Артак и Атом, вышедшие на раннюю прогулку, видимо, не без какой-то определенной цели.
– Нахарары!.. Нахарары!.. – предупредили юноши.
– Пусть и нахарары! – рычал Лусерэс. – Чтоб он на меня скакуна гнал?
Артак ускорил шаги.
– Перестать! Разойдитесь! – приказал он.
Спорящие не слушали, с налитыми кровью глазами наступая друг на друга. Тогда Атом Гнуни стремительно бросился между ними и так оттолкнул Лусерэса, что тот растянулся на земле.
– Разойдитесь! – произнес он спокойно и просто. Спорившие опомнились и отошли друг от друга.
– Да что тут случилось? – спросил Артак. Выступил вперед Маркос:
– Хотели коней вывести в поле – не разрешает…
– Зачем выводили?
– Погонять в поле по утренней прохладе… Приказ Ваража! – пояснил Маркос.
– Правильно делаете! – одобрил Артак и распорядился открыть ворота.
Лусерэс, придерживая рукой окровавленный подбородок, кивнул страже.
Ворота распахнулись, и скакуны вылетели так стремительно, что в мгновение ока наездники пропали из виду. Артак и Атом вышли следом за ними и направились к мосту, перекинутому через Аракс.
Аракс бушевал. Благоуханием молодой зелени веяло от Айраратской равнины. Артак вдохнул свежесть весеннего ветерка, с лаской обвевавшего ему лицо, и взглянул вдаль. В нежной небесной лазури плыло небольшое, пронизанное светом облачко, направляясь к далеким, еле различаемым горам и еще дальше. Зачем стремилось оно в такую даль?.. Но ведь и «она» была там, далеко-далеко, за дымными горами, в глубинах горизонта…
Что делает «она», о чем думает в этот миг? Так же ли дрожит и трепещет, так же ли тоскует и томится?.. Артак прикрыл глаза и, прислонившись к перилам моста, начал прислушиваться к ворчанию Аракса. Река успокаивала его.
На мгновение перед его закрытыми глазами возник милый образ на каменистом холме. Глубокие ласковые глаза глянули на него с безграничной любовью, с тоской и пропали в бархатной тьме. Артак вздохнул и открыл глаза.
Атом разглядывал городскую стену. Указывая на стоянку персидского гарнизона, он промолвил:
– Как близко от моста!
– Слишком близко! – подтвердил Артак, выходя из задумчивости.
– Не правда ли? Вот с этого конца они закроют нам подступ к мосту, перережут путь к обороне, и неприятель беспрепятственно пройдет через мост! – Атом задумался. – Выход только один: поджечь их лагерь! – сказал он решительно. – Ведь если предложить им отвести войска – это может вызвать подозрение. А пожар будет «случайностью»…
– Так и сделаем. И в самом городе места им не отведем, – пусть располагаются в поле!
– Лучше всего перевести их на восточную окраину. Прекрасная ловушка… Там можно их окружить и перебить весь отряд.
– Совершенно правильно! – заключил Атом. – Так и сделаем! Лишь тогда и можно будет сказать, что мост наш и в наших руках.
– Будь они прокляты! – вздохнул Артак. – Наша родина – и не нам принадлежит… Повсюду чужие гарнизоны, крепостные воеводы, сановники, тираны!..
Он с горечью взглянул в глаза Атому и безрадостно покачал головой.
– Знаешь что, князь? – продолжал он задумчиво, устремив глаза на Аракс. – Мы перестали быть самими собой! Вот что нас губит…
Атом воспросительно взглянул на него.
– Да! Мы не знаем самих себя, не любим, не уважаем! Нет у нас национальной гордости. Мы сами себя презираем, и чужестранцы только следуют нашему примеру. Мы пресмыкаемся перед ними, прося, чтоб нас полюбили, но они нас ненавидят из-за этого еще больше, ибо пресмыкающиеся всем противны. Мы страшимся проявить уважение к самим себе, мы боимся обидеть чужестранцев. Нахарары с душами рабов – вот великое зло нашего народа!
Лицо Артака вспыхнуло от волнения и горечи. Атом же глядел на него растерянно. Что он говорит? Неужели они и впрямь таковы? Сам он этого не чувствовал. Атом родился в горах, получил военное воспитание вдали от столицы, от марзпанского двора и дворцовой обстановки и не задумывался над тем – свободный он человек или нет. Такие вопросы и не приходили ему в голову! Он так же бессознательно чувствовал себя свободным, как не сознавал своей молодости и своих сил. Он был вполне здоров духом.
Артак же продолжал все с большей и большей горечью:
– Вспомни, Ваан Мамиконян стал предателем, продался врагам родного народа, стал орудием в их
