Подкошенный недвижимо лежал на полу, неловко раскинув руки и тяжело дышал.
Подоспевший Бен пнул поверженного противника, обошел вокруг бессильного тела и сорвал дыхательный воротник болезного. Погонщик зашелся болезненным кашлем, закатил глаза, будто эпилептик и, сколь было злости, врезал ногой по копытам Рыжего.
Бен крайне удивился, обошел тело еще раз и приложил тяжелой рукояткой пистоля по ряхе незадачливого сопротивленца. Парень откинулся затылком в железный пол и протяжно застонал.
Лицо его было странным. Нет, необычностей никаких не было, но что-то неуловимое, нестандартное заставило Риккола рассматривать его снова и снова. Сторр спустился с карниза, отдал Бену пастушье ружье, не удержался и вновь подошел к пареньку в желтом комбинезоне. Да что ж такое…
Рикк не верил своим глазам. Он узнал бойца еще до того, как осознал этот факт. А уж чтобы поверить в него — потребуется вечность.
Ибо в невозможное верить сложно.
Перед лейтенантом лежал бледный, изъязвленный, истощенный до степени доходяги, выхолощенный до неузнаваемости Даг Корнет.
Бывший снайпер патрульного отряда войск специального назначения. Молодой курсант, геройски погибший в неравном бою за нулевые идеалы. Рикк потер глаза. Присел на корточки, чтобы разглядеть точно. Убедиться, что не ошибся. Слезы радости заволокли взор и лишили последнего оптического устройства.
— Корнет! — Риккол хлопал бывшего снайпера по щекам. — Ты живой… вот чертяка лысая, ты живой… Чудак ты… ты даже не представляешь себе, как я рад! Ну, вы подумайте…
Рикк обернулся на Бена, словно искал поддержки. И как раз вовремя, чтобы схватить за ногу Одноглазого Теда, вскройщика, собиравшегося поддать проигравшему противнику смачного пинка.
— Не сметь!!! — Сторр резко вскочил, удерживая щиколотку Теда на уровне пояса, привычно подхватил инерционный момент его сочленений и, сделав выпадающий шаг вперед, откинул вскройщика на несколько метров. Тед перевернулся через голову и замер на спине, чудно мотая головой из стороны в сторону.
— Не троньте его!!! — Рикк обернулся к Рыжему и безапелляционно стиснул кулаки. — Он без оружия. Недвижим и безвреден… всё… расслабились все, спокойно… — Сторр чуть отставил левую руку в сторону столпивших абордажников, не преминувших подойти насладиться представлением. — Мы идем дальше, а он остается здесь. Живой… он просто выполнял свой долг…
Горло свело судорогой от фальшивой ноты, прозвучавшей в собственных словах. Долг?!.. Здесь?!..
Одноглазый Тед поднялся, наконец, на ноги и пришкандыбал к собранию. Он злобно глядел на Сторра, выливая весь яд, на который был способен организм. Впрочем — лейтенант не мог видеть выражение перекошенного ненавистью лица вскройщика за матовой блесткостью забрала.
— Ладно, черт с ним! — Бен привычно выразил вслух мнение большинства. — Нужно выбираться. Дома разберетесь… это тебе, Тед, персонально… Молодой смрадом надышался… Отойдет и разберетесь. Тока руки баклану свяжите, чтоб в спину нам не пальнул.
Тед кинулся к пленнику, вытащил на ходу блокирующую бечеву, грубо перевернул желтого спиной вверх и, что было мочи, затянул удавку на запястьях Корнета.
— Он пойдет с нами! Все, что захвачено — ДОБЫЧА! Он стрелял в абордажника! По законам Тортуги — он пройдет по ДОСКЕ! — Тед срывался на визг и вращал помутившимися кровью глазами. — Бен! Ты шо ж понятия НАРУШАЕШЬ?!
— Его Сторр взял. Его добыча — он и решает чего с ней… Все, пошли… пока у меня кислород не кончился. Глотану забортной дряни — лично кто задерживает вставлю пистоль в задний проход и проверну. — Бен спокойным голосом не оставил сомнений в реальности осуществления экзекуции и отряд бодренько потянулся за его смешной переваливающейся массивной фигурой.
Корнет сидел, покачиваясь, как сомнамбула, по лицу его стекали густые мутные струйки, скапливались под носом, и на подбородке, вытягивались длинными соплями, стекая с челюстей и придавая несчастному погонщику вид, жуткий в своей отвратительности.
Сторр вдруг заметил, что собственное лицо мало чем отличается — мельчайшие частички слизи составляли никак не меньше трети в тяжелом влажном воздухе трюма, они конденсировались в открытом пространстве гермошлема, потоком стекали пол лицу, наполняя поддон головной сферы мерзкими зловонными комьями. Но опустить забрало и включить промывку-продувку не позволяла… совесть?..
Риккол подошел к бывшему подчиненному и опустился перед ним на колени.
— Даг! Ты меня узнаешь? Эх, Дагги, Дагги… ты меня прости… Что ж они с тобой сделали?..
Корнет плавал по лейтенанту мутным взглядом, лицевые мышцы его подергивались и ничего осознанного в том танце не наблюдалось.
— Это ты, лейтенант… Ты живой, сука… — Хриплый голос был пропитан ненавистью, лейтенант вздрогнул. — Ты погляди на меня, мразь… это все ты… ты, сука… ты всех ребят положил…своими руками — товарищей… хрустальку захотелось, пиратский отсос… Ты… — Корнет едва не сорвался на рыдания. — Зачем ты все погубил?!!
Рикк молча поднялся. Я ничего не могу сказать Корнету. Мне нечего и я не имею права вообще ему что-то говорить. Даг прав.
И только что, я продлил его страдания на новую вечность.
— Я… никогда… отсюда… не выйду… — Корнет задыхался плачем через слово, лицо его стало детским и беззащитным. — Ты съел меня, тварь, сожрал и не подавился… что смотришь, ублюдок! Стреляй!
Корнет вскочил на здоровое колено, охнул и вновь осел.
Сторр оттащил бывшего товарища к стене, натянул на лицо дыхательный воротник, отфильтровывающий влагу из вдыхаемого потока, и разрезал полимерную бечевку, сковывавшую руки пленника. Хлопнул бывшего снайпера по плечу и направился к своим.
Разве могут нюансы перевесить пожизненную правду Корнета… Я пират и безусловно виноват в растерзанной судьбе великолепного паренька, который из-за меня заживо догнивает в межгалактической канализации.
Ожесточение появилось в душе. И ненависть. И не только к самому себе.
Тоскливая злость билась раненым зверем, прогрызала панцирь нескончаемым потоком самобичевания, но не могла сбежать из западни. Корнет, выполнявший приказ, отдал свою судьбу мне в руки. И не нужно говорить про устав. Меня не заставляли — я сам, в угоду собственным представлениям о целесообразности, бросил сотню жизней в мясорубку. Причем до того, как судьба, предначертанная нам на Криоте, начала сбываться.
Но есть еще кто-то. Неизвестный людоед, поедающий человеческие жизни просто так, на уровне сиюминутной нужды, не считая за равных даже миллионные толпы людей.
Ураган в душе достиг апогея, в глазах потемнело… Рикк вдруг осознал себя механистично шагающим по слизистому пространству к единственному маяку на черной пустоши. Он захлопнул забрало, включил продувку, очищаясь от нападавшей гнили — действуя скорее просто так, чем исходя из желаний или ощущений. Полнейшая апатия заморозила сознание, смешала с кровью и гноем все внутреннее, все личное и общественное, сердечное и самосберегающее, не сохранив ни малейшей эмоциональной искры.
Возле шлюзовых ворот шел оживленный диалог.
— Ты понял, морда обдолбанная?! Мы тарантайку твою — нахрен разнесем! Открывай, кому говорю, баклан херов!! — Заливался Одноглазый, который вел переговоры с рубкой транспортника на правах вскройщика.
— Да пожалста… хоть зубами там все погрызи… — Вялый человек в поносно-желтой форме дрянного кроя лениво махнул рукой в камеру. — Меня эти ваши проблемы не волнуют…
— Какими зубами!! Я те покажу, какими зубами! Мы термообъемную шашку в шлюзе ипанем… ты включи моск, дятел — полборта же разнесет к ипеням… Ты, баклан… тебя же докировка рубки не спасет — через час кирдык, пузыри кровью через жопу пускать будешь!
— Это тоже можете попробовать. Вообще — у нас можно все пробовать — мясосторикам похрену, да и мне… У вас ко мне что-то еще? — Желтый в рубке был явно не адекватен. Маслянистые глаза его мутно плавали по невидимой цели вдали, а язык заплетался, делая речь невнятной и нудной.
