Полное несовпадение идеологий.
…Короче говоря, мы о многом успели передумать за те несколько секунд, пока в сотне метров перед нами вставал в песчаную колею десантный ГАЗ-66.
Мне хорошо было видно, как капитан Масякин схватил тангенту переговорного устройства и нажал клавишу. Понятия не имею, что именно он сказал механику, но расстояние между ГАЗ-66 и «Тюльпаном» начало сокращаться. Похоже, Масякин решил показать десантникам, кто тут, на полигоне, в натуре бог войны. И то правда, чего они разъездились? Уже огневую свою прошляпили, а туда же – ездят.
Миномет подбирался к «шишиге» ближе, ближе, ближе…
Водитель десантников наддал.
И мы прибавили.
Он газанул всерьез.
Юлдашев тоже, да так, что уши заложило сквозь шлемофон.
Интересно, каковы ощущения, когда сидишь в продуваемом всеми ветрами открытом кузове, а сзади на тебя надвигается этакая… Вещь. И деваться некуда: ты в узком каньоне, справа и слева барханы. Только вперед.
«Шестьдесят шестой» еще прибавил ходу, но разогнаться толком не мог – из-под его задних колес вздымались фонтаны песка. Миномет неумолимо накатывался на беззащитную машину. Десантники в кузове забеспокоились. «Шишигу» сильно болтало в колее.
А мы сзади – пёрли танком.
Когда между острым носом миномета и кузовом «шишиги» осталось метра три, на десантников было уже больно смотреть. Они так цеплялись за пустые автоматы, что я порадовался – хорошо, патронов сейчас нет у товарищей «голубых беретов».
Миномет, рокоча пятисотсильным дизелем, летел по песочку на своих широченных гусеницах аки птица. Впереди изнывала «шишига», и я представлял, как ругается ее водитель: ему бы передний мост подключить заранее, он бы тогда от нас оторвался. Вероятно. Мы ведь тоже могли еще прибавить чуток.
И ногу убирать с педали было уже поздно. Сам виноват, что устроил гонки – лидируй теперь и молись. У нас же инерция как у паровоза. Если сейчас твой движок стуканет, все равно в лагерь приедешь. Размазанный по миномету.
Я вам шепну на ухо: инерция, конечно, страшная сила, но тем не менее, гусеничная техника останавливается как вкопанная. Тут другая беда – вздумай Юлдашев дать по тормозам, мы бы с брони улетели стаей сизых журавлей. С громким матерным курлыканьем. Хотя это безопаснее, чем оказаться при экстренном торможении внутри миномета, там, знаете ли, острых углов предостаточно…
Мы их гнали так километра три в полном упоении. Барханы кончались перед самым лагерем. Едва стены каньона расступились, «шишига» прыгнула в сторону и запылила в свой парк. А Юлдашев дал наконец-то полный газ, и миномет пронесся мимо, бразды пушистые вздымая. Десантники что-то кричали нам вслед, но мы не слышали. Не очень-то и хотелось.
В парке мы выдернули Юлдашева из машины и принялись качать. Набежали любопытные, стали помогать. Механик дрыгал ногами в воздухе и радовался.
– Я думаю, – сказал капитан Масякин, надевая фуражку, – теперь у десанта не будет к нам глупых вопросов насчет каких-то несчастных деревяшек.
Как в воду глядел. Вот что значит опытный военный. Мы-то на всякий случай приготовились к худшему. Но за последующие три недели на полигоне ни один десантник к нам близко не подошел. Даже когда у всего лагеря сигареты кончились, и на одного солдата с окурком кидалось десятеро с протянутой рукой.
Нет, «голубые береты» ходили мимо и даже отворачивались.
Будто мы чумные какие.
Годом позже, утром на зарядке, мы увидели странное.
ББМ, пробежав три километра, заняла спортивный городок перед казармой и там лениво разминалась. Кто-то курил, сидя на турнике, кто-то учил молодежь правильно штурмовать амбразуру в полосе препятствий. Самые сознательные из дедов построились, выставили перед собой разрядника по легкой атлетике и теперь под его руководством делали растяжку.
Внезапно мимо нас пронеслись, громко пыхтя, несколько молодых людей, остриженных налысо. Судя по мальчишеской комплекции и выпученным глазам – черепа, еще не успевшие присягнуть на верность Родине. Свежее мясо. Молодые люди сходу приняли «упор лежа» и начали яростно отжиматься на кулаках.
На щебенке.
А она тут – это надо знать – была очень злая, остроконечная. На нее старались попусту не падать.
Нет, у нас в ББМ тоже раньше хватало выдумщиков-садистов (особенно запомнилась спортивно- массовая игра в фашистский концлагерь), но поставить молодых голыми руками на щебенку не догадался даже Орынбасар Кортабаевич Арынов. Пожалуй, у него хватило бы мозгов понять, что руки после такой физкультуры окажутся надолго испорчены. А нам руки требуются не только для онанизма и табакокурения. Мы руками, вообще-то, по Уставу воевать должны.
Лысые продолжали отжиматься. Рожи у них были малиновые, оттопыренные уши горели.
Рядом сидел на бревнышке капитан-десантник в щегольской, с иголочки, полевой форме.
И командовал: делай раз, делай два.
ББМ бросила разминку и начала медленно стягиваться к этому цирку. Вся бригада, как один человек.
Впереди шагали старшие призывы. Тут были не очень добрые люди, и откровенно злые люди, и просто дураки, и сволочь бессовестная – за многими приходилось следить, чтобы они не довели молодого бойца до попытки дезертирства. Но вся эта разношерстица шла, будто намагниченная, подивиться на редкое
