— Два солдата садятся на одного коня, два садятся на другого…
— А почему — два?
— Ну, троих на одного коня усадить будет трудновато… — Эрин говорил совершенно серьёзно. — По одному сажать солдат — слишком скучно… Нет, по два — в самый раз получится: мы и коней на выносливость проверим, и состязание весёлым выйдет, и с призами проблемы не будем иметь. Победившая пара в награду получит обоих коней. Согласитесь, что это — хороший приз…
Приз, и в самом деле, получался очень даже щедрый. Какой пехотинец не мечтал во время изнурительного похода пересесть в седло — лучше бить в дороге четыре чужие ноги, чем две свои. Правда, хлопот на привале выходило больше: и коня почистить, и накормить, и заботиться о нём лучше, чем о себе — в коне вся сила кавалериста. Солдатский конь в бою — верный друг: зубами и копытами за жизнь твою до последнего вздоха драться станет. Та же, может быть, собака — только крупнее и в драке сообразительней. С умом дерётся конь, с расчётом: и хозяина прикрыть, и самому под удар не подставиться. А верность хозяину не хуже собачьей — за уважение и любовь сторицей отдаст, не поскупится. С призом Эрин ничуть не прогадал.
Тусон, заградитель бывший (а те все — сплошь лошадники), не нашёл в себе сил противиться состязанию на таких условиях. К тому же, уверен был ещё в одной победе над гномами — не сомневался командор, что ротные солдаты неумелых гномов легко за пояс заткнут, хоть их по десять на одну лошадь сажай. Азарт, он и есть — азарт, и все азарту подвластны: ни чин здесь, ни опыт помощи оказать не могут. Тусон купился на хитрость гномью… словно дитя малое купился.
И поле для скачек нашли, и дорожки беговые — расчистили от снега и разметили. Для зрителей трибуны сварганили на скорую руку: из возков и саней слепили — лишь бы пересидеть или перестоять час какой-то, либо два, пока гномам нос утрут. Азарт, он и есть — азарт.
А Эрин старался: гномов, на скачку выделенных, сам проверял и на пары делил — чтобы двое тяжёлых, в массивном теле гномов, на одном коне не оказались. Облегчение коню на скачку делал, на победу, видать, крепко надеялся. Тусон не вмешивался, со стороны глядел: что ему ветеранов учить верхом ездить — сами не маленькие: и разделятся, как надо, и скачку выиграют. Хорошо бы — все до единого забеги, чтобы Эрина до печёнок достать: полная победа над хвастуном-генералом — бальзам для старого солдатского сердца командора. Знай, зазнайка из Железной Горы, с кем тягаться задумал. Люди — это тебе не пустоголовые какие-нибудь. Люди — это… люди. Чего там ещё говорить — скачки давай, скачки!
И поскакали… И нервов, удовольствия зрителям… И радость — у победителей… И ни малейшего огорчения у проигравших… Ни одной скачки гномы не выиграли — в нескольких заездах были рядом с победой, но неумелость сказывалась: то падение одного из двух, то сразу — обоих, то вместе с конём, все трое, на дорожку валятся…
Но боролись гномы до конца, упорно рвались к финишу, и охваченный азартом Тусон не сразу понял, что, на самом деле, проиграл-то он: призовых коней оказалось ровно сто десять: как раз по числу солдат роты Разящего. Последнего, сто одиннадцатого, жеребца с великолепными данными, после скачек Эрин сам привёл — в подарок Доверу. Всю роту Разящего генерал за короткий отдых на коней посадил, а конные в пешем состязании — не участники. Первыми теперь гномы остались и, судя по всему, первыми и до Раттанара дойдут. Рота Водяного, идущая за ними следом, гномам не соперница, не догнать ей физически крепких гномов, не догнать и, тем более, не перегнать. Обхитрил Эрин командора, победу в состязании своей пехоте обеспечил: что ни говори, а долгое общение с королём развивает соображалку — учит её на деле применять, тех учит, у кого она есть…
Рота Водяного шла третьей в состязании пехотинцев на скорость и выносливость. Все попытки догнать гномов не достигали цели, и раззадоренный Яктук уже сорвал голос, подбадривая своих солдат. Тахат бегал из головы колоны в её хвост и обратно раз по сто на дню, подгоняя отставших — и как только выдерживал такие концы… Сержант Хобарт покинул седло, и тяжело отдуваясь, вышагивал, выпятив свой немного спавший уже пивной живот, впереди первой полусотни. Но никакие старания не могли компенсировать недостатка физической подготовки. Мало было времени у Тахата, чтобы всю роту подтянуть до уровня роты Разящего.
Полностью укомплектованная самой первой из рот Священных отрядов, рота Водяного имела в своём составе много необученных новичков, и месяца испытаний явно было недостаточно, чтобы превратить новичков в опытных ветеранов. Выносливость — черта накопительная, и требуются годы тренировок, пока из домашних пацанов вылепятся стойкие, неприхотливые солдаты. Тем не менее, идущая сзади рота Поводыря, состоящая из одних только ветеранов, отставала всё больше и больше, и капитан Сливен, её командир, был бессилен этот разрыв — сократить.
Молодость — сама по себе замечательная движущая сила, которой ни трудности, ни опасности — нипочём. Не зря же многие политики, для достижения трудных и связанных с риском для жизни целей, используют именно молодёжь, идущую даже на смерть с лёгкостью непонимания собственной смертности. Замечательную роту сформировал лейтенант Яктук и, в отличие от Довера, без особой помощи со стороны командора.
Впрочем, лейтенант Яктук и не нуждался в опеке — он сам хорошо справлялся со службой, а для необстрелянного офицера — и вовсе великолепно. Конные сотни роты готовили для пехоты ночлег, обеспечивали завтраком и ужином, и собирали после ухода пехотинцев лагерь. За ночную стоянку ротный маг-лекарь Сабах успевал оказать необходимую помощь, подлечив потёртости и обморожения тем, кто в лечении нуждался, а три почти неуправляемые санитарки — Огаста, Сальва и Сула — взяли под свой контроль качество приготовляемой пищи.
Оказалось, что добавленное ими в нехитрую солдатскую еду некоторое количество недорогих, но ароматных специй, резко улучшило вкус приготовленных для усталых пехотинцев каш, и генерал с командором охотно присаживались к солдатскому котлу именно в роте Водяного. Эрин всегда звал в кампанию Тахата, на деле доказывая равенство в рыцарском братстве, и командору с Яктуком приходилось мириться с этим нарушением субординации, принимая за своим столом капрала в золотых шпорах и с гербовой цепью на груди.
Будучи от природы джентльменом, гном приглашал и дам, оказывая уважение юным дворянкам, увязавшимся в поход за своими мужьями. Незамужняя Сула себя одинокой тоже не чувствовала — в роте ей было лучше, чем дома: каждый воин роты Водяного видел в ней сестру не только милосердную, но и родного по духу человека, и не знавшая с детства ни заботливой любви, ни даже уважения, Сула расцвела в атмосфере дружелюбия и совсем заневестилась. Куда и девалась та бледная тень девушки, так недавно вырванная королевой Магдой из жестоких, унизанных перстнями, рук Лендоры. Смерть матери окончательно растопила комок детских страхов в душе Сулы, и, кивая на её пылающие румянцем щёки и обжигающий нежностью взгляд, Огаста говорила Сальве:
— Пропал лейтенант Илорин… Спорим, к осени ещё одну свадьбу сыграем, и наш дворцовый страж превратится в наследника баронского рода. Представляешь — Илорин станет к осени баронетом Инувиком! Да Лендора второй раз бы бросилась с башни замка, узнай она о таком безродном зяте…
— А если у них не сладится? — возражала Сальва.
— А мы с тобой — на что!? Неужто подругу не пристроим за хорошего человека? Ты знаешь кого- нибудь, более достойного руки Сулы, чем Илорин?
— А Тусон чем плох: и командор, и не женатый…
— Ты бы ещё Паджеро предложила: и доблестный, и граф, и тоже старый… Сама за старика, небось, не вышла…
— Ну, тогда — генерал Эрин. Он — мужчина, хоть куда, пусть и старый, как Тусон…
— Что она, генералов не видела, что ли? — резонно спрашивала у подруги Огаста, совершенно забыв, что Эрин — единственный в Раттанаре генерал, и тот — недавно. — Да и за гнома идти…
Нет, не находили девушки, сколько не перебирали звучавшие на слуху имена, более годного в женихи Суле, чем лейтенант Илорин. Решать, конечно, ей, но и голос подруг будет не последним при выборе кандидата.
— Я думаю, они и без нас договорятся, — предполагала Сальва.
— Как бы не так — без нас! Ну, и договорятся — а нам от этого какая радость, если без нас. Ты что же, решила вести скучную жизнь? — Огаста гневно сдвигала на подругу брови. — Решила совсем в
