— Спасибо, что позаботились о наших домах, барон. Почти ничего не пропало и почти ничего не тронуто… Ушли, но — вернулись: у меня важные новости и для вас, и для советника Арнема…
— Советник Арнем ранен…
— Знаю, я был у стены: хотел там говорить с вами, но не успел… Я и сейчас не стал бы беспокоить ни вас, барон, ни советника, но у меня важное дело — я исполняю поручение короля… Василия Седобородого, — добавил он, увидев непонимание в глазах Никкера. — Других законных королей в Соргоне нет…
За их спинами приоткрылась дверь особняка, и в щель, образовавшуюся между дверными створками, выскользнула Мальва. Она остановилась в удивлении — при виде собеседника Никкера, и потому услышала часть беседы:
— Король только-только узнал, что Хайдамар борется, и что мятеж здесь не имел успеха. Он обещает помощь, если мы продержимся до того, как он наведёт порядок в своих королевствах и сумеет пробиться к нам…
— Ты сказал к нам, мастер?
— К нам, барон, к нам: мои гномы принимают на себя часть ответственности за судьбу Хайдамара — таково наше желание, и такова воля короля…
Мальва кашлянула, чтобы обратить на себя внимание. Она застыла на морозном воздухе, да и времени слушать дальше она не имела. Барон и гном поднялись ей навстречу.
— Господин посланник, мой отец хочет видеть вас.
— Как — он? Пришёл в себя? — Никкер спрашивал уже на ходу, торопливо ступая в открытую дверь. — Вы позволите пройти со мной и этому гному?
— Да-да, конечно же, идите и вы, мастер: ваши новости будут важны для моего отца…
Немного позже Никкер и Веллур слушали трудную речь раненого. Ран у Арнема оказалось две, и обе — колотые, нанесенные мечом. Одна — в правую сторону груди, между рёбрами, поразила правое лёгкое. Это от неё советник говорил с трудом — ему не хватало воздуха для дыхания. Вторая рана была нанесена через пройму кольчуги в левой подмышке, и едва не достала сердца.
— Я на тебя злился… Думал — людей найму, чтобы подкараулили… — говорил Арнем барону. — Не убивать… нет… Покалечить только… А ты мне этой обидной раной — на поединке — жизнь спас… и Хайдамар спас… от этих… Не хотел я дочь за беспутного пьяницу отдавать… но за человека храброго, человека чести… отдам с радостью… Сватов давай — приму, пока я жив… А рану — прощаю… вот тебе моя рука…
— Я не знаю, советник, что думает Мальва о моём сватовстве, но я обязательно спрошу… Когда буду уверен, что имею на это право… — ответил Никкер, пожимая слабую руку Арнема. — Но вот — вестник, пришедший с хорошими вестями. Пусть расскажет, что он нам принёс… Говори, гном!
— Вы меня помните, советник? Я — Веллур, руковожу общиной гномов в Хайдамаре. У меня послание от Василия Седобородого…
— Что — письмо? Зачитайте, барон — я сам не осилю…
— Письма нет, советник. Письмо мы не умеем передавать столь же быстро. Только — слова. Сказанное королём сегодня утром я пришёл пересказать вам днём. Король благодарит вас и дивится вашей стойкости: целый месяц город отбивает атаки врага. Ваша стойкость очень много значит для общей победы над Масками, и каждый день, который держится Хайдамар, приближает эту победу. Для восстановления нормальной экономической жизни королевства Его Величество советует вам присягнуть единственной уцелевшей в Соргоне Короне — раттанарской, то есть ему. Но только до конца войны с Безликими. Раттанар не ставит целью завоевание Соргона, но только его освобождение от иномирских завоевателей. Наша гномья община все свои силы отдаст на защиту Хайдамара, и я приношу свои извинения, что целый месяц гномов не было рядом с вами — вы знаете, мы не вмешиваемся в дела людей. Но мы наверстаем, не сомневайтесь, советник: на полях сражений гномы Скироны и Раттанара уже покрыли себя славой. Не отстанем и мы, гномы Хайдамара…
Король был в превосходном настроении: известия из Хайдамара вызвали бурю в глубине его королевской души, и буря эта вырвалась наружу негромкой, вполголоса, песней:
— Буря смешала землю с небом, — скромненько напевал король требующие громкого крика слова.
«— Серое небо с белым снегом…» — во весь голос надрывалась старательная Капа вторым голосом, и Василий не возражал против этого дуэта.
— Шёл я сквозь бурю, шёл сквозь небо, — звенел дуэт из одного приглушенного голоса — короля, и одного беззвучного, слышного только королю — Капиного.
Где-то, примерно, через час королевств под рукой Василия должно было стать уже три, и пусть это третье едва дышит, едва сопротивляется, но сам факт… Сам факт! Факт, который вполне может расшириться до реальности, если после присяги (а Василий крепко рассчитывал именно на это), если после присяги весь Хайдамар поднимется на мятежников и их пустоголовых союзников.
На столе в шатре ждали присяги пустые кружки — хайдамарские монеты, по которым король должен был определить момент присяги и произвести здесь нужные и важные королевские действия. Чтобы и там, в Хайдамаре, поверили в реальность происходящего.
Василий вышел из шатра — воздуха морозного вдохнуть, густого от запаха свежей хвои и смоляных опилок: строительство охотничьего домика шло полным ходом, и цокольный ряд самых толстых брёвен уже лёг по периметру будущего сруба, и был скреплен толстыми железными скобами. Работали вокруг все: и солдаты, и мужики-плотники, и старательный Индур, заканчивающий десятого снеговика на краю поляны. С каждым снеговиком возрастало мастерство скульптора, и снеговики получались всё лучше и лучше.
— Индурова королевская сотня, — услышал король пояснение Клонмела. — У нас теперь две королевские сотни: моя, Клонмелова, и — Индурова. Он теперь — снеговой сотник… Просто так за уши не отдерёшь
— Отставить — Индура за уши драть!
— Есть, отставить, сир!
— Этот свиток отправить Вустеру немедленно. Этот — Готаму. Этот — Агадиру, — король передал три свитка сержанту. — С содержанием Вустерова экземпляра ознакомьтесь сейчас и примите вид соответственно с моим указом…
Король затеял реформу в армейских знаках различия, чтобы повысить престижность командного состава и дать, наконец, обозначения для введенных им новых званий. Реформа была не слишком сложная, и сводилась к наличию шевронов на обоих рукавах командиров. Шевроны были серебряные и золотые. Серебро — для капралов и сержантов, золото — остальным офицерам.
Один серебряный шеврон — капрал
Два серебряных шеврона — сержант.
Три золотых и над ними маленькая звёздочка — лейтенант.
Три золотых шеврона и две звёздочки — капитан.
Три золотых шеврона и три звёздочки — полковник.
Один широкий золотой шеврон и большая звезда — командор.
Один широкий золотой шеврон и две больших звезды — генерал.
Вот и вся реформа. Далась она, правда, нелегко: Капа оспаривала каждое слово указа «реформы про формы». Не нравились Капе шевроны, из-за которых командира любого ранга можно теперь легко отличить в бою, а, значит, и вывести из строя, и оставить отряд без командира в самый важный момент битвы. Резон в её возражениях имелся, но король был убеждён, что, во-первых, хорошего командира солдаты в обиду не дадут. Во-вторых, хороший командир и сам просто так не дастся. Зато возрастёт уважение и к командиру, и к форме, которую он носит. И желающих надеть её станет намного больше, а, значит, и героев, желающих её носить — тоже. А к звёздочкам и звёздам привыкнут, ничего страшного — привыкли же к новым званиям, и привыкли быстро. Так что — реформе быть, и новому внешнему виду командиров — быть. И нечего тут…
Отдав Клонмелу свитки указа, король вернулся в шатёр — ждать присяги, и волновался от этого гораздо больше, чем по поводу шевронов: присягать должен был один только советник Арнем, и сработает
