маленького и малосимпатичного провинциального городка. Ее спасли две вещи: искренне привязавшаяся к ней добрая соседка и прекрасная учительница иностранного в местной школе, которая разглядела ее способности и помогла восстановить языки, которые она почти забыла.
— Если вы хотите, чтобы завтра от меня был какой-то толк, позвольте мне уйти, — сказала она серьезно.
— Ну что же, пойдемте. — Похоже, он забавлялся, соглашаясь отпустить ее. Лишь на время, ни минуты не сомневаясь в конечном исходе.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Он слишком высокомерен, мелькнула у Мэриэл мысль, пока она шагала по песку, поглядывая на его высокую фигуру.
Они миновали кустарники и карликовые пальмы, отгораживающие пляж, как вдруг услышали в кустах какой-то шорох. Николас тут же сделал шаг в сторону и оказался между ней и источником шума.
— Ерунда, — сказала Мэриэл, — наверное, белка.
— Здесь водятся змеи.
Она рассмеялась:
— Как и все новозеландцы, вы их страшно боитесь. Не беспокойтесь, в такую прохладную погоду они все полусонные. И вряд ли это аллигатор. Может быть, енот.
Глаза его сверкнули.
— Вы не боитесь змей?
— Нет, я к ним привыкла.
Николас двинулся дальше, но Мэриэл заметила, что он все еще настороже. Возле ее корпуса он улыбнулся и пожелал ей спокойной ночи.
Мэриэл заставила себя расслабиться, но спиной чувствовала, что он смотрел ей вслед, пока она не закрыла дверь.
Черт, подумала она, он явно проявляет ко мне интерес. Взяв себя в руки, она пошла к своей комнате. Глупо поддаваться чувствам. Возможно, она его интересует просто как соотечественница.
А может, Николас из службы безопасности? Нет, он слишком заметен. Сотрудники безопасности обычно стремятся быть в тени и не бросаться в глаза. Но Николас Ли, подумала она мрачно, не сольется ни с каким фоном; есть в нем нечто, что вызывает к нему всеобщий интерес. Когда он входит в комнату, все вольно или невольно обращают на него внимание.
Мэриэл — невольно. Ее влекло к нему с такой силой, что все в ней пело, когда он был рядом, но она не могла допустить, чтобы между ними что-нибудь произошло. Ну да ладно, осталось всего три дня…
Однако ночью он приснился ей в шокировавшем ее эротическом сне. Даже во время самых серьезных романов ей такое не снилось, а ведь Дэвид был хорошим любовником, заботливым и нежным.
Разумеется, днем Мэриэл образумилась. Сновидения были просто помрачением ума, вызванным туманным лунным светом Южной Каролины и ее незащищенностью перед скрытым животным магнетизмом Николаса.
Надо стиснуть зубы и стоять, сказала она своему отражению в зеркале. Когда все закончится, ты его больше не увидишь.
Отражение скорчило ей гримасу, прищурив голубые глаза и надув полные губки.
— О, проваливай, — сердито буркнула она, убирая за ухо непослушный локон. — Ты уже взрослая! Ты не какая-нибудь жалкая девственница, мечтающая побывать в мужской постели. Это в чистом виде обыкновенное сексуальное влечение, и никому из вас от него не будет пользы. Так что прекрати о нем думать… Ну, соври себе еще что-нибудь. Интересно, чем они собираются заняться сегодня? — усмехнулась она, отворачиваясь от зеркала. — Скорее всего, станут играть в бридж.
Но министры на большом белом катере отправились на рыбалку. Поскольку дежурить должен был японский переводчик, Мэриэл намеревалась помочь Элси, но мистер Маккабе, заметив ее в фойе, галантно настоял, чтобы она присоединилась к ним.
— Это очень любезно с вашей стороны, — сказала она, — но я не смогу…
— Чепуха, — весело возразил он. — Это то, что вам нужно. Несколько часов на море помогут развеяться.
Ей пришлось с милой улыбкой подчиниться. Николаса среди рыбаков не оказалось.
В это утро беседа носила более личный характер. Министры, сидя бок о бок и следя за поплавками, обсуждали книги и пьесу, которую оба недавно видели в Женеве. Они говорили о своих семьях, о дочери, мечтавшей стать юристом, о сыне, уже поступившем на дипломатическую службу, о другом сыне, который пока еще учится в университете.
Потом речь зашла о спорте, и тут выяснилось, что оба увлекаются холодным оружием. Новозеландский министр оказался страстным любителем фехтования, а японский — хотя и очень слабо, как он заверил своего собеседника, — владел загадочным искусством самурайских боев на мечах.
Спустя минуту и Мэриэл, и японский переводчик уже еле справлялись, поскольку оба не были сильны в этом сложном вопросе, и помогали друг другу как могли. Забыв о рыбалке и не обращая внимания на сверкающее море, оба министра занялись обсуждением различных приемов в этих видах спорта. Было очевидно, что они весьма довольны друг другом.
После обеда Элси сообщила Мэриэл, что работы нет.
— Иди отдохни, — посоветовала она.
— Я все утро провела в море на огромном катере.
— И, без сомнения, переводила. Погуляй. В это время года на дорожке, той, что ведет к полю для гольфа, очень красиво.
Мэриэл решила послушаться совета. Там она впервые за этот день наткнулась на Николаса. Он играл с обоими министрами и еще с одним из их помощников. Скрытая в тени поросшей вьюнком решетки, она, сощурившись от солнца, наблюдала за их ударами, стараясь как можно объективнее определить, почему же всякий раз при виде Николаса Ли у нее захватывает дух.
Если бы власть действительно была столь сильным возбуждающим средством, как о ней говорят, ее привлекали бы министры. Однако именно при виде Николаса кровь быстрее бежала по жилам, приводя Мэриэл в лихорадочное волнение. Как ни унизительно признавать, но сочетание его мужественности и холодного ума волновало ее.
Ты становишься мазохисткой, с презрением подумала она, а это опасная тенденция.
За спиной она услышала разговор людей, неторопливо прогуливающихся вдоль поля. Они остановились по другую сторону решетки. Мэриэл не могла их разглядеть, и ей не хотелось выдавать своего присутствия, но по их голосам она определила, что это новозеландцы.
— Полюбуйся Золотым Мальчиком, — произнес один из них. В его голосе слышалось сочетание зависти и неприязни. Это был Питер Сандерсон. — Демонстрирует свои мускулы и дорогую одежду.
Второй удивленно спросил:
— А ведь ты Николаса по-настоящему ненавидишь! Что он тебе сделал?
— Его диплом ничуть не лучше моего. Явился и сразу получил работу. Выше нас на три головы! Это чертовски несправедливо.
— Перестань! Ты несправедлив. У него мозги что надо! Даже ты не станешь этого отрицать — похоже, он интуитивно чувствует систему, а кроме того, прекрасно подходит для своей работы. К тому же обаяние, которого ему не занимать.
— Обаяние! — Питер Сандерсон произнес это как оскорбление. — Да, у него внешность, приводящая в трепет глупых баб, деньги, чтобы одеваться, и высокомерие человека, родившегося в рубашке. И к тому же полезные и нужные контакты с состоятельными людьми. А что ему останется, не имей он всего этого?
Второй собеседник со смехом ответил:
— Инициатива, решительность и очень неглупая голова плюс самодисциплина, от которой можно одуреть, утонченность и свойственное аристократам понимание человеческих слабостей.
