Эти ворота в никуда чрезвычайно притягательны, и когда смотришь через такую арку, стоящую прямо в море, невольно вспоминаешь сказки из далекого детства.
Озера, водопады, крошечные мостики, выложенные камнем извилистые дорожки на серебряном песке – все это создает атмосферу уединения и покоя. А краски японского сада! Каждый месяц они сменяют друг друга по мере того, как зацветают сливы, затем вишни, а потом и персиковые деревья. Проложив тропинку по усыпанной сосновыми иголками земле или заглянув в ясную синеву озера, можно увидеть азалии. Если и существует хоть один цветок, который олицетворяет цвет, то это азалия. Это – цветочная радуга, и нет такого оттенка, который нельзя было бы найти у этих цветов. Смотришь на азалии и видишь палитру самой природы. В другое время года цветут ирисы – фиолетовые, бледно-лиловые, желтые и белые – или красивые бело-розовые лотосы, которые распускаются на водной глади, словно возвещая достижение совершенства. Последнее торжество красок в году – это великолепие кленов. Листья нашей английской ежевики тоже обретают малиновый цвет, но они прячутся в мокрых осенних живых изгородях. В Японии клены пламенеют на самом виду, создается впечатление, что они растут повсюду. Осенью кажется, будто они хотят померяться красотой с закатным солнцем, поскольку в это время года Япония – уже не Страна восходящего солнца, а Страна солнца заходящего, когда оно садится за горизонт в пышном венке из красных листьев. И разве на этом заканчивается ежегодный труд природы? Нет, конечно. Самым последним выпадает снег, и красота его заключается не столько в самих мягких снежных хлопьях, сколько в том, как они ложатся на миниатюрные домики, храмы и светильники. Посмотрите в это время на японский сад, и вы увидите, что на всем лежит белая печать природы, как бы говорящая: «Одобрено». Снежный пейзаж – это, пожалуй, последний, самый главный штрих в картине японской природы, и он дорог сердцам всех японцев. Однажды в разгар лета один японский император приказал накрыть миниатюрные горы в своем саду похожим на снег белым шелком, чтобы придать пейзажу ощущение зимней прохлады. И даже при самом поверхностном знакомстве с искусством Японии становится ясно, что снег является излюбленной темой для кисти японского художника.
Японцы, по большей части сами небольшие, питают любовь к миниатюрным вещам. Лафкадио Херн поведал очаровательную историю о няне-японке, которая обычно играла с маленькими детьми и давала им рисовые пирожки не больше горошин и чай в очень маленьких чашечках, это ее пристрастие к миниатюрным вещам возникло как следствие большого горя. Мы усматриваем нечто трогательное в этой любви японцев как нации в целом к маленьким предметам. Их любовь к карликовым столетним деревьям словно говорит: «Будь великодушно доволен тем, что никогда не вырастешь большим. Мы – люди маленькие и поэтому любим маленькие вещи». Древняя сосна высотой зачастую меньше фута не угнетает своим преклонным возрастом и не вызывает страха просто потому, что она столь невелика. Европейцы склонны считать японские карликовые деревья чем-то неестественным. Они не более неестественны, чем улыбки японцев, и говорят о том, что эта нация, как и древние греки, до сих пор близка к Природе.
Сосна является символом удачи и долголетия. Вот почему почти все садовые ворота сделаны из сосны, и стоит согласиться, что сосна – более изящный талисман, чем ржавая старая подкова.
В одной японской пьесе мы находим такие слова: «Символ неизменности – да продлится их слава до конца времен – это две сосны, состарившиеся вместе». Здесь речь идет о двух известных соснах из местечка Такасаго[66]. Господин Кондэр рассказывает нам, что во время свадебных торжеств «ветку сосны, олицетворяющую мужчину, помещают в один сосуд, а ветку, олицетворяющую женщину, – в другой. Внешний вид обеих композиций одинаков, но женская сосновая ветка находится чуть ниже ветки мужской в противоположной вазе». Другими словами, это демонстрирует, что в Японии не существует «избирательных прав для женщин» и что японская жена подчиняется своему мужу и господину, – довольно опасная тема для разговора в Англии. Общий замысел вышеупомянутой композиции является олицетворением «вечного союза». Сосна действительно символизирует товарищество в любви, которую они, как Дарби и Джоан[67], хранят до самой глубокой старости.
Камо-но Тёмэй, буддийский отшельник, живший в XII веке, написал небольшую книгу под названием «Ходзёки» («Записки из кельи»). В этом произведении Камо-но Тёмэй описывает, как он оставил мирскую жизнь и нашел приют в хижине на горном склоне. Тёмэй имел обыкновение петь и играть, а также читать свои любимые книги в самом сердце страны. Вот что он пишет: «И вот теперь шестидесятилетняя роса, готовая вот-вот уже исчезнуть, вновь устроила себе приют на кончике листка. Совсем как строит себе приют на ночь одну охотник; как свивает себе кокон старый шелковичный червь»[68]. Мы видим его счастливым стариком, медленно бредущим среди холмов, собирающим по дороге цветы, человеком, который с наслаждением наблюдает тайны природы. В его размышлениях, полных поэзии, играет роль и религиозная приверженность. «Блюсти все заповеди во что бы то ни стало я вовсе не пытался, – пишет он с суховатым юмором, – но раз обстановки, способствующей их нарушению, нет, в чем я их нарушу?»[69] Высказывание, совершенно отличное от представлений некоторых индийских отшельников, которые находят в одиночестве истинную грозовую тучу искушения! Камо-но Тёмэй жил в мире с самим собой, основой его существования была не мирская суета, а творения природы: холмы и долины, цветы и деревья, бегущая вода и встающая луна. Цитирую его собственные слова: «Убежал ты от мира, с горами, лесами смешался… все для того, чтоб душу спасти, чтоб «Путь» выполнять»[70].
Праздник О-Бон (Праздник душ умерших) представляется нам одним из самых убедительных подтверждений любви японцев к Природе. Этот праздник умерших придумала женщина, ведь в нем такая нежность, такая горечь, что без женского участия он явно не мог бы возникнуть. По поверью, в июле души умерших возвращаются из своего темного подземного последнего прибежища. Для этой большой компании призрачных гостей готовят скромные угощения, на кладбищах и на соснах у садовых ворот, приносящих счастье, вешают фонари. Раньше у японцев был обычай совершать харакири[71] – но давайте не будем забывать, что их души снова возвращаются на землю, чтобы скитаться по всей стране, похожей на огромный сад. Почему же они возвращаются? Они неслышными шагами приходят из-за холмов и далекого моря, чтобы еще раз взглянуть на цветы, побродить в садах, где провели столько счастливых часов. Этот невидимый сонм душ возвращается, когда ярко светит солнце, когда кажется, что лепестки цветов парят на ветру, внезапно превращаясь в бабочек, когда жизнь идет полным ходом, когда уже больше нет сил выносить темное царство Ёми (Смерти), где правит Эмма-О. Какое прекрасное время для возвращения! Какая безмолвная хвала Природе, что это сообщество душ возвращается назад в ее объятия в летнее время!
Большинство из нас знают, что на флаге Японии изображено красное солнце на белом поле, и естественно было бы предположить, что такой символ изначально связан с Богиней Солнца (Ама-тэрасу). Однако подобное предположение было бы совершенно ошибочно. В древности разнообразные астрологические символы изображались на китайских знаменах, и профессор Чэмберлейн описывает их так: «Солнце с живущим на нем Трехногим Вороном, Луна с живущим на ней Зайцем[72] и коричным деревом, Красная Птица (символизирует семь созвездий в южной четверти зодиака), Темный Воин или Черепаха (символизирует семь созвездий в северной четверти), Лазурный Дракон (семь восточных созвездий), Белый Тигр (семь западных) и седьмое знамя, символизирующее Большой Ковш, или созвездие Большой Медведицы».
Китайские знамена с изображениями Солнца и Луны заслуживают особого внимания, потому что Солнце олицетворяет старшего брата императора, а Луна – его сестру. В VII веке японцы заимствовали эти знамена в Китае, но с течением времени отказались от многих непривычных им астрологических символов, которые были столь дороги сердцам китайцев. Когда в 1859 году возникла необходимость иметь собственный национальный флаг, было принято безупречное и простое знамя с изображением солнца, но солнечный диск без лучей был слишком прост, и тогда создали более сложный рисунок: хризантему с шестнадцатью лепестками. Мы можем только гадать, какая связь между солнцем и хризантемой. И то и другое было весьма почитаемо в Древнем Китае, и можно предположить, что японский художник, желая изобразить солнечные лучи, нашел удачную ассоциацию в цветке дикой хризантемы.
Хризантема – национальный японский цветок, и именно Японии мы обязаны появлением его в Европе.
