сорокавосьмичасовым беспокойством за столь благосклонное посещение.
— Стало быть, вы ее не знаете?..
— Нет. Мне известно только, что это дама-патронесса некоего благотворительного общества… Из Версаля…
— Из Версаля?.. Патронесса некоего благотворительного общества?
— Ваше высокопреосвященство! Я принимаю у себя только женщин, ибо женщины не унижают бедную женщину, оказывая ей помощь, а эта дама, которой благожелатели осветили мое положение, нанесла мне визит и положила на камин сто луидоров.
— Сто луидоров! — с удивлением повторил кардинал и, поняв, что может уколоть Жанну (а Жанна в самом деле сделала какое-то движение), прибавил:
— Простите, сударыня, меня нисколько не удивляет, что вам дали такую сумму. Напротив, вы заслуживаете милосердия людей сострадательных, а принимая во внимание ваше происхождение, они обязаны быть вам полезны. Меня удивляет только титул дамы-благотворительницы: ведь обычно дамы- благотворительницы оказывают вспомоществование не столь солидное. Не могли бы вы набросать мне портрет этой дамы, графиня?
— Это трудно, ваше высокопреосвященство, — отвечала Жанна, желая раздразнить любопытство своего собеседника.
— Как трудно? Ведь она же была здесь?
— Да, конечно. Но эта дама, вероятно, не желая, чтобы ее узнали, прятала лицо в довольно широкий капюшон, а кроме того, она была закутана в меха. Но, может быть, эту даму знаете вы, ваше высокопреосвященство?
— Откуда же я могу ее знать, графиня? — живо спросил прелат.
Он умолк.
Но было совершенно очевидно, что он сомневается и что при виде коробочки в квартире графини все его подозрения снова зашевелились. Этот портрет Марии-Терезии, эта коробочка, которой постоянно пользовалась королева и которую кардинал сто раз видел у нее в руках, — как могли они очутиться в руках нищенки Жанны?
Неужели в это бедное жилище действительно приезжала сама королева?
А если и приезжала, осталась ли она для Жанны незнакомкой? Или по какой-то причине она скрывает оказанную ей честь?
Прелат задумался.
Молчание становилось тягостным для обоих, и кардинал нарушил его вопросом:
— А даму, сопровождавшую вашу благодетельницу, вы разглядели? Можете вы сказать мне, какова она на вид?
— О, ее-то я хорошо видела! — отвечала графиня. — Она высокая, красивая, у нее решительное выражение лица, восхитительный цвет лица, округлые формы.
— А другая дама не называла ее?
— Да, один раз назвала, но только по имени.
— Как же ее зовут?
— Андре.
— Андре! — воскликнул кардинал.
Он вздрогнул.
Это движение, как и другие его движения, не ускользнуло от графини де ла Мотт.
Теперь кардинал знал, как к этому отнестись: имя Андре разрешило все его сомнения.
В самом деле, за два дня до этой встречи было уже известно, что королева ездила в Париж вместе с мадмуазель де Таверне. История об опоздании, о запертых дверях, о ссоре между королем и королевой обежала весь Версаль.
Кардинал вздохнул свободно.
На улице Сен-Клод не было ни ловушки, ни заговора. Графиня де ла Мотт показалась ему прекрасной и чистой, как ангел целомудрия.
Однако надо было подвергнуть ее еще одному испытанию. Принц был Дипломатом.
— Графиня! — заговорил он. — Должен признаться, что больше всего меня удивляет одно обстоятельство.
— Какое, ваше высокопреосвященство?
— То, что ни вашего имени, ни ваших титулов вы не сообщили королю.
— Ваше высокопреосвященство! Я послала королю двадцать ходатайств, двадцать прошений. Все было напрасно.
— По правде говоря, это странно! — произнес кардинал.
Вдруг он заговорил так, словно эта мысль только сейчас пришла ему в голову:
— Боже мой! — воскликнул он. — Мы забываем…
— Что именно?
— Да о той особе, к которой вы должны были обратиться в первую очередь!
— К кому же я должна была обратиться?
— К раздатчице милостей, к той, которая никогда не отказывает в помощи тем, кто ее заслуживает, — к королеве.
— К королеве?
— Да, к королеве. Вы ее видели?
— Никогда в жизни, — с предельным простодушием отвечала Жанна.
— Как? Вы никогда не посылали прошений королеве?
— Никогда.
— И не пытались получить у ее величества аудиенцию?
— Пыталась, но нимало в этом не преуспела.
— Даю слово дворянина, — громко заявил кардинал, — я восхищен тем, что слышу от просительницы, от женщины самого высокого происхождения, что она никогда не видела ни короля, ни королеву!
— Если не считать портретов, — с улыбкой заметила Жанна.
— Так вот, — воскликнул кардинал, на сей раз убежденный как в неведении, так и в искренности графини, — если понадобится, я сам отвезу вас в Версаль и сделаю так, чтобы там перед вами открылись все двери!
— О, как вы добры, ваше высокопреосвященство! — вне себя от радости воскликнула графиня. Кардинал подошел к ней.
— Не может быть, чтобы в скором времени вами не заинтересовались все,
— сказал он.
— Увы! — с обворожительным вздохом произнесла Жанна. — Вы действительно так думаете, ваше высокопреосвященство?
— О, я в этом уверен!
— А я думаю, что вы мне льстите, ваше высокопреосвященство.
Жанна пристально посмотрела на кардинала. Де Роан, который знал женщин, должен был в глубине души признаться, что он редко видел столь обольстительных.
— Честное слово, — сказал он себе с постоянной задней мыслью придворного, готовившегося к дипломатическому поприщу, — честное слово, было бы слишком большой удачей, если бы я нашел одновременно и порядочную женщину, у которой внешность проныры, и всемогущую покровительницу, находящуюся в такой нищете.
— Ваше высокопреосвященство! — сказала Жанна. — Такие люди, как вы, нарушают правила вежливости только с женщинами двух сортов.
— Боже мой! Что вы хотите сказать, графиня? Он взял ее за руку.
— Да, только с женщинами двух сортов, — повторила графиня.
— С какими же?
— Или с женщинами, которых они чересчур горячо любят, или с женщинами, которых недостаточно глубоко уважают.
