с проникающей в душу интонацией.
— Отлично, отлично, — перебила ее королева. — Раз вы такая пылкая его защитница... раз вы его друг…
— О сударыня! — произнесла Жанна с прелестным выражением почтения и целомудрия.
— ..то вы знаете и я знаю, что кардинал меня обожает. Решено. Передайте ему, что я на него не сержусь.
Эти слова, содержавшие в себе горькую иронию, глубоко проникли в испорченную душу Жанны де ла Мотт.
Жанна, натура вульгарная и развращенная, увидела в проявлении гнева королевы досаду на поведение кардинала де Ровна.
«Ее величество досадует, — сказала она себе. — А коль скоро есть досада, значит есть и еще кое- что».
Рассудив, что противодействие прольет свет, она принялась защищать г-на де Роана со всей изобретательностью и со всем любопытством, коими природа, как добрая мать, столь щедро ее наделила.
Королева слушала.
«Она слушает», — сказала себе Жанна.
Но вдруг в соседнем кабинете раздался чей-то молодой, громкий, жизнерадостный голос.
— Это граф д'Артуа! — сказала королева. Андре тотчас же встала. Жанна намеревалась уехать, но принц так внезапно вошел в комнату, где находилась королева, что уйти было почти невозможно. Однако графиня де ла Мотт сделала то, что в театре называется «делает вид, что уходит».
Заметив хорошенькую женщину, принц остановился и поздоровался с ней.
— Графиня де ла Мотт, — представляя Жанну принцу, сказала королева. — Итак, вы вернулись с охоты на волков, — прибавила она, протягивая брату руку на английский манер, этот обычай снова вошел в моду.
— Да, сестра, я славно поохотился: я убил их целых семь. Это поразительно! — отвечал принц. — Кстати, вам известно, что я заработал семьсот ливров?
— Каким образом?
— Имейте в виду, что за голову волка платят по сто ливров. Это дорого, но я охотно отдал бы двести за голову газетчика. А вы, сестра?
— Ах, вы уже знаете эту историю? — спросила королева.
— Мне рассказал ее граф Прованский. Ах, дорогая сестра, вот уж действительно вам повезло!
— Вы называете это везением? Слышите, Андре?
— Так вот: вы несправедливо обвиняете судьбу, — граф сделал пируэт, чтобы упасть на софу рядом с королевой, и продолжал, — ведь, в конце-то концов, вы спаслись после знаменитой истории с кабриолетом…
— Раз! — считая на пальцах, произнесла королева.
— Спаслись от чана…
— Пусть так; я считаю. Два! Дальше?
— И спаслись от истории на балу, — шепнул он ей на ухо.
— На каком балу?
— На балу в Опере.
— Я вас не понимаю.
Он расхохотался.
— Какого же дурака я разыграл, заговорив с вами о секрете!
Слова: «бал», «Опера» поразили слух Жанны. Она удвоила внимание.
— Вовсе нет! Давайте объяснимся, — быстро возразила королева. — Вы говорите о какой-то истории в Опере. Что это значит?
— Вы не были на последнем балу в Опере?
— Я? — воскликнула королева. — На балу в Опере?
— Разумеется, вы. Вы там были!
— Быть может, вы меня там видели? — произнесла она с иронией, но все еще шутя.
— Я вас там видел.
— Почему же вы не скажете, что вы со мной разговаривали? Это было бы еще забавнее.
— Клянусь честью, я уже собирался с вами заговорить, когда нас разлучила волна масок.
— Вы с ума сошли!
— Я был уверен, что вы мне это скажете. Я не должен был подавать виду, что мне все известно; это моя ошибка.
Королева встала и в волнении сделала несколько шагов по комнате.
Граф смотрел на нее с удивленным видом.
— Друг мой, — обратилась она к юному принцу, — не будем шутить; у меня такой скверный характер, что, как видите, я уже теряю терпение; признайтесь сразу же, что вы хотели посмеяться надо мной, и я буду очень счастлива.
— Так вот, сестра, — отвечал принц, — я сказал правду; почему вы не предупредили меня заранее?
— Сударыни, — сказала она, — его высочество граф д'Артуа утверждает, что видел меня в Опере!
— Вот как было дело, — произнес принц. — Я был там с маршалом де Ришелье, с господином де Калоном, с... да, честное слово, со всем светом! Ваша маска упала.
— Моя маска?
— Я собирался вам сказать; «Это более чем рискованно, сестра», но вы исчезли, увлекаемая кавалером, державшим вас под руку.
— Кавалером? Боже мой! Вы сведете меня с ума! Королева провела рукой по лбу.
— Когда это было? — спросила она.
— В субботу, накануне моего отъезда на охоту. Утром, когда я уезжал, вы еще спали, а иначе я тогда сказал бы вам то, что сказал сейчас.
— Боже мой! Боже мой! В котором же часу вы меня там видели?
— Должно быть, часа в два — в три.
— Положительно, либо я сошла с ума, либо вы.
— Да не расстраивайтесь вы так!.. Никто ничего не узнал… Я было подумал, что вы с королем, но этот человек заговорил по-немецки, а король знает только английский.
— Немец… Какой-то немец… О, у меня есть доказательство, брат! В субботу я легла в одиннадцать!
Граф поклонился с улыбкой, как человек недоверчивый.
— Я поверил бы вам, если бы вы, по крайней мере, разгневались, но что же делать? Если я и скажу вам «да», другие придут и скажут «нет».
— Другие? Какие другие?
— Черт возьми! Те, кто видел вас так же, как видел я!
— Что же! Покажите мне их!
— Сей же час!.. Филипп де Таверне здесь?
— Брат! — вскричала Андре.
— Он тоже был там, — ответил принц, — хотите расспросить его, сестра?
— Да, да, хочу!
Королева позвала слуг; за Филиппом пошли, побежали к его отцу, с которым он только что расстался после той сцены, которую мы уже описали.
Филипп, оставшийся победителем на поле битвы после дуэли с Шарни, Филипп, который только что оказал услугу королеве, весело шагал к Версальскому дворцу.
Его встретили по дороге. Ему передали приказ королевы. Он прибежал.
Мария-Антуанетта бросилась к нему навстречу.
— Вот что, — заговорила она, становясь напротив него, — способны ли вы сказать правду?
— Да, сударыня, и неспособен солгать, — отвечал он.
