— Это весьма любезно со стороны ее величества. Но что же я могу тут поделать, бедные вы мои?
— Вы можете все, ваше высокопреосвященство: вы можете сказать, что с ним сделали.
— Дорогой господин Бемер! Вы могли бы так со мной говорить, если бы я принадлежал к шайке грабителей, которые похитили ожерелье у королевы.
— Ожерелье похитили не у королевы.
— А у кого же? О Господи!
— Королева отрицает, что оно было у нее.
— Как отрицает? — в замешательстве переспросил кардинал. — Ведь у вас же есть ее расписка!
— Королева говорит, что расписка подделана.
— Полно, полно! — воскликнул кардинал. — Вы теряете голову, господа!
— Королева не только все отрицает, не только утверждает, что ее расписка подделана, — она показала нам нашу расписку, доказывая, что ожерелье у нас.
— Вашу расписку, — повторил кардинал. — А что же эта расписка?..
— Такая же подделка, как и первая, ваше высокопреосвященство, вам это хорошо известно.
— Подделка… Две подделки… И вы говорите, что мне это хорошо известно?
— Конечно! Ведь вы приехали к нам и подтвердили то, что нам сказала графиня де ла Мотт, и вы, именно вы, прекрасно знаете, что мы действительно продали ожерелье и что оно было в руках у королевы.
— Послушайте, — проводя рукой по лбу, заговорил кардинал, — мне кажется, что все это весьма серьезно. Попытаемся понять друг друга.
Ювелиры вытащили письмо из бумажника. Кардинал пробежал его глазами.
— Да ведь вы сущие дети!.. — воскликнул он. — «Мария-Антуанетта Французская»!.. Да разве королева не принцесса Австрийского дома? Вас ограбили. И почерк, и подпись — все подделано!
— Но в таком случае, — в порыве ярости вскричали ювелиры, — подделывателя и похитителя должна знать графиня де ла Мотт!
Справедливость этого утверждения поразила кардинала.
— Пригласим графиню де ла Мотт! — крайне смущенный сказал он и сейчас же позвонил, как это сделала королева.
Его люди бросились вдогонку за Жанной, карета которой не могла далеко отъехать.
Бемер и Босанж, настороженные, как зайцы в лежке, помня обещания королевы, повторяли:
— Где ожерелье? Где ожерелье?
— В конце концов виновный-то существует! — жалобно произнес Бемер. — Ведь кто-то же совершил эти две подделки?
— Уж не я ли? — высокомерно спросил де Роан.
— Но что же мы ответим королеве, ваше высокопреосвященство? А ведь она кричит на нас так же громко.
— Что же она говорит?
— Она говорит, что ожерелье было у вас и у графини де ла Мотт, а не у нее.
— Ну, хорошо, — сказал кардинал, бледный от стыда и гнева, — поезжайте к королеве и скажите ей… Нет, не говорите ей ничего. Довольно чудовищных скандалов! А завтра... слышите? — завтра я совершаю богослужение в Версальской капелле. Приезжайте, и вы увидите, как Я подойду к королеве, заговорю с ней и спрошу, у нее ли ожерелье, и услышите, что она ответит. Если она станет отрицать это в моем присутствии... что ж, господа, я — Роан, я заплачу!
— Значит, до завтра, — пролепетал Бемер. — Так, ваше высокопреосвященство?
— До завтра, в одиннадцать утра, в Версальской капелле, — подтвердил кардинал.
Глава 18. ФЕХТОВАНИЕ И ДИПЛОМАТИЯ
На следующее утро, часов в десять, в Версаль въехала карета с гербами де Бретейля.
Де Бретейль, соперник и личный враг де Роана, с давних пор подстерегал любую возможность, когда он мог бы нанести своему врагу смертельный удар.
Час тому назад де Бретейль попросил у его величества аудиенцию и пришел к королю — тот собирался идти к мессе.
— Прекрасная погода, — в самом радужном расположении духа заговорил Людовик XVI, как только дипломат вошел к нему в кабинет, — именно такая, какая бывает на Успение. Посмотрите — на небе ни облачка!
— Я в отчаянии, государь, что приношу с собой облако, грозящее вашему покою, — сказал министр. — Вот о чем идет речь. Ваше величество! Вы слышали разговоры о брильянтовом ожерелье?
— Том самом, от которого отказалась королева?
— Так вот, государь, — продолжал барон де Бретейль, не раскаиваясь в том, что сейчас причинит зло, — ожерелье украдено.
— Послушайте, господин де Бретейль, — с улыбкой сказал король, — я полагаю, что никто не утверждает, будто брильянтовое ожерелье украла королева!
— Государь, — живо возразил де Бретейль. — Говорят, будто у ювелиров есть расписка ее величества, свидетельствующая о том, что королева оставила ожерелье за собой.
Король побледнел.
— Говорят! — повторил он. — Чего только не говорят! Я ничего не могу понять! Королева могла бы купить это ожерелье втайне, и я ни в коем случае не стал бы порицать ее за это. Королева — женщина, ожерелье — редкостное, великолепное произведение ювелирного искусства. Единственную ошибку допустила бы она, если бы не сказала о своем желании мне. Но королю не подобает заниматься этой историей: она касается мужа. Муж побранит жену, если захочет или же если сможет, но я ни за кем не признаю права вмешиваться в наши отношения, хотя бы и со ссылкой на злые языки.
Барон склонился перед благородной и пылкой речью короля. Но Людовик XVI был твердым лишь на словах. Спустя мгновение он снова стал нерешительным и беспокойным.
— И потом: что вы говорите о краже?.. — спросил он. — Ведь, если не ошибаюсь, вы сказали: «кража»?.. Если состоялась кража, значит, ожерелье не могло быть в руках королевы. Будем логичны!
— Ваше величество, — сказал барон. — От вашего гнева я оцепенел и не докончил… Так вот, два месяца назад королева попросила через господина де Калона пятьсот тысяч ливров, а вы, ваше величество, отказались утвердить эту статью расхода.
— Это правда.
— Государь! Говорят, что королева обратилась за деньгами к одному человеку.
— Продолжайте, пожалуйста, и сейчас же назовите мне заимодавца!
— Господин де Роан, государь.
— Господин де Роан! — пробормотал король. — Но правдоподобно ли это?.. Ведь кардинал не обращает внимания на то, что говорят?..
— Ваше величество! Вы можете убедиться, что де Роан вел переговоры с ювелирами Бемером и Босанжем.
— Какой ужас! Какой ужас! — повторял король. — Но так-то оно так, а кражи тут я еще не вижу!
— Государь! Ювелиры говорят, что у них есть расписка королевы, значит, у королевы должно быть ожерелье.
— Ах, вот как! — ободрившись, вскричал король. — А она это отрицает!
— Ах, государь! Да разве я хоть когда-нибудь дал вашему величеству повод думать, будто я не знаю, что королева невиновна? Неужели я так несчастен, что вы, ваше величество, не замечаете любви и уважения, какие я питаю к самой честной из женщин?
— Значит, вы обвиняете только господина де Роана…
— Государь! По всей видимости…
— Это серьезное обвинение, барон!
— Которое, быть может, приведет к расследованию, государь, а расследование необходимо. Подумайте, государь: королева утверждает, что у нее нет ожерелья, ювелиры утверждают, будто они продали его королеве, ожерелье не обнаружено, слово «кража» произносят в народе вместе с именем де Роана и со священным именем королевы!
