— Это верно, это верно, — произнес потрясенный король. — Вы правы, Бретейль: все это необходимо разъяснить.
— Совершенно необходимо, государь!
— Боже мой! Кто это идет там, внизу, по галерее? Это, наверно, господин де Роан направляется в капеллу?
— Нет, государь, господин де Роан не может направляться в капеллу. Еще нет одиннадцати, и к тому же господин де Роан, который сегодня совершает богослужение, должен надеть епископское облачение. Это не он.
— Что же делать? Поговорить с ним? Позвать его сюда?
— Нет, государь. Разрешите мне дать совет вашему величеству: не предавайте дело огласке до тех пор, пока не переговорите с ее величеством королевой.
— Верно, — согласился король, — она скажет мне правду!
Король Сел и еще раз взглянул в окно.
— А вот это действительно кардинал. Посмотрите! — сказал он.
Бретейль встал, подошел к окну и сквозь занавеску увидал де Роана — тот в праздничном облачении кардинала и архиепископа направлялся к апартаментам, которые отводились ему всякий раз, как он приезжал совершать в Версале торжественное богослужение.
— Вот он! Наконец-то появился! — поднявшись, сказал король.
— Тем лучше, — заметил де Бретейль, — объяснение не будет отложено ни на один день.
И тут он принялся поучать короля с усердием человека, который хочет погубить другого.
Адское искусство соединило в его портфеле все, в чем можно было упрекнуть кардинала. Король прекрасно видел, как одно за другим накапливаются доказательства виновности де Роана, но он был в отчаянии, что не видит доказательств невиновности королевы.
Он с трудом выдерживал эту пытку в течение четверти часа, как вдруг в соседней галерее послышались крики.
Король насторожился, Бретейль прервал чтение.
Дверь кабинета царапал ногтем офицер.
— В чем дело? — спросил король, нервы которого разыгрались после разоблачения, сделанного де Бретейлем. Появился офицер.
— Государь! Ее величество королева просит ваше величество соблаговолить пройти к ней.
— Это что-то новое, — побледнев, сказал король.
— Возможно, — отозвался Бретейль.
— Я пройду к королеве! — воскликнул король. — Подождите нас здесь, господин де Бретейль!
— Отлично, мы приближаемся к развязке, — прошептал министр юстиции.
Глава 19. ДВОРЯНИН, КАРДИНАЛ И КОРОЛЕВА
В то самое время, когда де Бретейль был у короля, де Шарни, бледный, взволнованный, просил аудиенции у королевы.
Королева одевалась. Из окна, выходившего на террасу, она увидела Шарни — он упорно добивался, чтобы его провели к ней.
Она приказала впустить его.
— Ах, сударыня! — воскликнул он. — Какое несчастье!
— В самом деле? Что с вами? — вскричала королева. Увидев, что ее друг бледен, как смерть, побледнела и она.
— Говорят, что вы купили ожерелье у Бемера и Босанжа.
— Я его вернула, — живо ответила она.
— Соблаговолите выслушать меня с неослабным вниманием: обстоятельства очень серьезны. Вчера я вместе с моим дядей де Сюфреном был у придворных ювелиров Венера и Босанжа. Дядя привез с собой индийские брильянты. Он хотел, чтобы их оценили. Мы поговорили о том, о сем. Ювелиры рассказали господину бальи ужасную историю, которую обсуждают враги вашего величества. Ваше величество! Я в отчаянии. Если вы купили ожерелье, скажите мне; если не можете заплатить, опять-таки скажите мне. Но не заставляйте меня думать, что за вас заплатил де Роан!
— Де Роан? — переспросила королева.
— Да, де Роан! Тот самый, который слывет любовником королевы, тот самый, у которого королева заняла деньги, тот самый, которого несчастный, именуемый де Шарни, видел в Версальском парке, видел, как он улыбается королеве, преклонив пред ней колени, и целует ей руки; тот самый…
— Сударь! — воскликнула Мария-Антуанетта. — Если вы верите, когда меня там нет, значит, вы не любите меня, когда я там.
Оливье в тоске ломал руки.
— Не говорите, что у вас нет ожерелья.
— Клянусь вам…
— Не клянитесь, если хотите, чтобы я продолжал любить вас.
— Оливье!
— У вас остается единственный способ спасти и свою честь, и мою любовь. Ожерелье стоит миллион шестьсот тысяч ливров. Из них вы заплатили двести пятьдесят тысяч. Вот полтора миллиона — возьмите их!
— Ваше имущество продано! Ваши земли, которые приобрела я и за которые я уплатила! Оливье! Вы разоряетесь ради меня! У вас прекрасное, благородное сердце. Больше я не стану скупиться на признания в такой же любви. Оливье, я люблю вас!
— Тогда примите.
— Нет. Но я люблю вас!
— Значит, заплатит господин де Роан?.. Подумайте, ваше величество; с вашей стороны это не великодушие, а жестокость, которая меня угнетает… Вы примете деньги от кардинала?
— Я? Полноте, господин де Шарни! Я — королева, и если я дарю моим подданным состояние или любовь, я не приму…
— Что же вы будете делать?
— Вы подскажете мне, как я должна поступить. Скажите: что думает господин де Роан?
— Он думает, что вы — его любовница.
— Скажите: что думают ювелиры?
— Что раз королева не может заплатить, за нее заплатит господин де Роан.
— Скажите: что думают в обществе по поводу ожерелья?
— Что оно у вас, что вы его спрятали, что вы признаетесь в этом, только когда за него заплатят — либо кардинал из любви к вам, либо король из боязни скандала.
— Хорошо, а теперь ваша очередь, Оливье. Я смотрю вам прямо в лицо и спрашиваю: что думаете вы о тех сценах, которые вы видели в Версальском парке?
— Я полагаю, что вы должны доказать мне свою невиновность, — твердо проговорил достойный дворянин. Королева отерла пот, струившийся по ее лбу.
— Принц Луи, кардинал де Роан, главный раздатчик милостыни Франции! — прокричал в коридоре привратник.
— Для вас все складывается как нельзя лучше, — произнесла королева.
— Вы его примете?
— Я собиралась послать за ним.
— Да, но…
— Войдите в будуар и оставьте дверь приоткрытой, чтобы лучше слышать.
На пороге комнаты появился де Роан.
— Ваше величество! — с поклоном сказал он, заметно дрожа. — Вы избегаете встречи со мной, но у меня есть известия, важные для вашего величества.
— Я? Избегаю? — переспросила королева. — Я так избегаю вас, господин кардинал, что уже собиралась послать за вами.
Кардинал вздохнул и выпрямился словно затем, чтобы глубже вдохнуть воздух комнаты.
