Глава 20
ОБЪЯСНЕНИЕ
Королева и кардинал очутились лицом к лицу. Шарни мог слышать из кабинета каждое слово собеседников. Объяснение, которого с таким нетерпением ожидали оба, наконец состоялось.
— Ваше величество! — поклонившись, заговорил кардинал, — известно ли вам, что происходит с нашим ожерельем?
— Нет, неизвестно, и я буду очень рада узнать об этом от вас.
— Почему же вы, ваше величество, сделали так, что теперь я могу общаться с вами только через посредницу? Почему, если у вас есть причина ненавидеть меня, вы не объясните ее мне?
— Я не понимаю, о чем вы говорите, господин кардинал. У меня нет никаких причин вас ненавидеть. Полагаю, что это не предмет нашего разговора. Будьте добры, дайте мне основанное на фактах разъяснение по поводу этого злополучного ожерелья. Прежде всего, где графиня де ла Мотт?
— Я хотел спросить об этом у вашего величества. Она больше не откликалась на мой зов так же, как и на зов вашего величества.
— В таком случае оставим графиню и поговорим о нас с вами. Где ожерелье, которое я вернула ювелирам?
— Ожерелье, которое вы вернули ювелирам? — воскликнул де Роан.
— Да. Как вы им распорядились?
— Я? Я ничего не знаю, ваше величество.
— Этого не может быть! — в изумлении воскликнула королева. — Так у вас нет ожерелья?
— Нет, ваше величество.
— И вы не советовали графине де ла Мотт не участвовать в игре?
— Нет, ваше величество.
— И не вы ее прячете?
— Нет, ваше величество.
— И вы не знаете, что с ней сталось?
— Не больше, чем вы, ваше величество.
— Но как же в таком случае вы объясните то, что происходи!?
— Я вынужден признаться, что никак этого не объясняю. Больше того: уже не первый раз я жалуюсь королеве на то, что она меня не принимает.
— Когда же это было, сударь? Я что-то не помню!
— Будьте добры, ваше величество, перечитайте мысленно мои письма.
— Ваши письма? — переспросила удивленная королева. — Так значит, вы мне писали?
— Ваше величество! Почему здесь нет графини де ла Мотт?! Она помогла бы мне — она наш друг — пробудить если не привязанность, то, по крайней мере, память вашего величества!
— «Наш» друг? Моя привязанность? Моя память?.. Я упала с облаков!
— Ах, ваше величество, умоляю вас, избавьте меня от этого! — сказал кардинал, возмущенный насмешливым тоном королевы. — Вы имеете полное право разлюбить меня, но не оскорбляйте меня!
— Боже мой! — побледнев, воскликнула королева. — Боже мой!.. Что говорит этот человек?
— Превосходно! — воскликнул де Роан; в душе его все сильнее клокотал гнев. — Превосходно!.. Ваше величество! Я полагаю, что был достаточно скромен и достаточно сдержан, чтобы вы не издевались надо мной. Впрочем, я упрекаю вас только за пустые жалобы. Я не виноват в том, что повторялся! Я должен был знать, что когда королева говорит: «Я больше не хочу», этот закон так же непреложен, как и тот, когда женщина говорит: «Я хочу!»
— Вы презренный негодяй, господин де Роан! Вы лжец!
— А вы — вы бессердечная женщина и не заслуживающая доверия королева!
— Подлец!
— Вы довели меня до того, что я потерял голову от любви. И вы же заставили меня потерять всякую надежду!
— Надежду?.. Боже мой! Или я сошла с ума, или он — отъявленный мерзавец!
— Но разве я когда-нибудь осмелился бы попросить у вас ночной аудиенции, которую вы мне дали?
Королева гневно вскрикнула. Ответом ей был протяжный вздох в будуаре.
— Разве я осмелился бы появиться один в Версальском парке, — продолжал де Роан, — если бы вы не послали ко мне графиню де ла Мотт?
— Боже мой!
— Разве я осмелился бы похитить ключ, которым открывается дверь парка Охотничьего замка?
— Боже мой!
— Разве я осмелился бы попросить у вас вот эту розу? Розу обожаемую? Розу проклинаемую! Высохшую, сожженную моими поцелуями!..
— Боже мой!
— Разве я заставил вас прийти еще раз ночью и дать мне ваши руки, благоухание которых сводит меня с ума? Да, вы правы, когда упрекаете меня!
— Господин де Роан, господин де Роан, ради Господа Бога скажите, что вы не видели меня в парке…
— Я умру, если понадобится — ведь именно смертью вы мне сейчас угрожали, — но вас, а не кого- нибудь другого, я видел в Версальском парке, куда привела меня графиня де ла Мотт!
— Вы опять!.. — воскликнула бледная, трепещущая королева. — Откажитесь от своих слов!
— Нет! Королева выпрямилась, торжественная и грозная.
— Вы будете иметь дело с королевским судом, коль скоро вы отвергаете суд Божий! — сказала она.
Кардинал поклонился, не вымолвив ни слова. — Пусть известят его величество короля, что я прошу его оказать мне честь и прийти ко мне! — вытирая губы, сказала Мария-Антуанетта.
Глава 21. АРЕСТ
Не успел король появиться на пороге кабинета, как королева заговорила с необычайной быстротой.
— Государь! — обратилась она к нему. — Вот тут господин кардинал де Роан рассказывает совершенно невероятные истории. Попросите его, пожалуйста, повторить это при вас.
Король, погруженный в свои размышления, повернулся к кардиналу:
— Речь идет о некоем ожерелье? Это о нем вы должны рассказать мне совершенно невероятные истории, а я эти невероятные истории должен выслушать? Говорите, я слушаю.
— Да, государь, речь идет об ожерелье, — пролепетал тот.
— Но позвольте, ведь вы купили ожерелье? — спросил король.
— Государь, — ответил кардинал. — Я ничего не знаю о том, что говорят, я ничего не знаю о том, что происходит; я могу утверждать только то, что ожерелья у меня не было; я могу утверждать только то, что брильянты в руках у того, кто должен был назвать себя и кто этого не желает, и тем самым вынуждает меня сказать ему следующие слова из Писания: «Зло падет на голову того, кто его содеял».
При этих словах королева сделала движение, чтобы взять за руку короля, но тот сказал ей:
— Это спор между им и вами. В последний раз ответьте: ожерелье у вас?
— Нет! Клянусь честью моей матери, клянусь жизнью моего сына! — отвечала королева.
Это заявление несказанно обрадовало короля. Он повернулся к кардиналу.
— А теперь это дело правосудия и ваше, — сказал он, — по крайней мере, в том случае, если вы не предпочитаете отдать его на суд моего милосердия.
— Государь! Королевское милосердие существует для виновных, — возразил кардинал, — и я предпочитаю правосудие народное.
— Так вы ни в чем не хотите признаться?
— Мне нечего сказать.
— Но ведь ваше молчание ставит под удар мою честь! — вскричала королева. Кардинал ничего не ответил.
— Что ж, я молчать не стану, — продолжала королева, — это молчание меня сжигает, оно свидетельствует о великодушии, которого я не желаю! Знайте же, государь, что преступление господина
