Зрители, наблюдавшие эту сцену издалека, вторили ему победными криками.
После чествования, после публичного баронового признания, что магия, мол, есть величайшее сокровище живущих, после поздравлений, восхвалений моему мужеству и волшебному мастерству я остался, наконец, с Лартом наедине.
Топился камин. Я смотрел в огонь, а Ларт расхаживал по комнате у меня за спиной. Слушая его шаги, я бессознательно водил пальцами по длинной жгучей царапине у себя на щеке – там, где коснулся кожи раздвоенный красный язык.
– Это было необходимо, – сказал Легиар из темноты.
Я не ответил.
– Ты вел себя хорошо, – повысил голос Ларт.
Я смотрел в огонь. Тогда он подошел и уселся рядом – на пол.
– Послушай, – сказал он напряженно. – Это ОЧЕНЬ важно. Над миром нависла угроза… Теперь я почти уверен в этом. Ты помнишь Орвина? «Огонь, загляни мне в глаза»? Он первый понял, в чем дело, когда заржавел золотой амулет… Я слишком долго не верил… Теперь она на пороге. Она, эта проклятая Третья сила. Она ищет своего Привратника. А знаешь, кто годится в Привратники? Маг, который не маг. А кто это?
Он перешел на шепот. Я пока не понимал, к чему он клонит.
– Ну подумай, что значит – маг, который не маг? Я вот думал…
Он вскочил и опять принялся расхаживать, нервно потирая руки и смятенно бормоча. До меня долетали обрывки фраз:
– Если это не… Он подходит, конечно. Но – нет. Там все кончено, он вышел из игры… Вышел, сметен с доски, его мы во внимание брать не будем… Все! – он тряхнул головой, будто выбрасывая из нее ненужную мысль. Потом подошел и снова уселся рядом:
– Маг, который не маг… Возможно, сейчас это – ты.
Я поднял на него расширившиеся глаза.
– Возможно, я сказал… Есть вероятность… Откуда мне знать, как она отбирает этого своего Привратника? Может, она интересуется всеми магами, которые не маги? Я устроил ей это… как мог. Пусть она заинтересуется тобой, пусть она себя проявит… Мы ловим Третью силу на живца, а что остается делать?
Он перевел дух и увидел наконец выражение моего лица. Вздохнул в сердцах, сказал другим тоном:
– Послушай, неужели ты на самом деле думаешь, что какая-то тварь способна навредить человеку, который находится под защитой у Легиара? Будь она Третьей силой или даже Четвертой, ты меня просто оскорбляешь своим страхом! Твое дело – держаться роли… Теперь ты понимаешь, НАСКОЛЬКО это важно?
В этот момент в дверь быстро, смятенно заколотили:
– Господин волшебник! Вас хозяин зовет!
Барон, окруженный домочадцами, стоял посреди обеденного зала в мятом халате. Он поднял нам навстречу смятенные, полные страха глаза:
– Господин волшебник… Что это?
Перед ним лежала на столе груда золотой фамильной посуды, сплошь в бурых пятнах ржавчины.
Замок был парализован ужасом. Заржавело обручальное колечко баронессы, золотой колокольчик у входа, все драгоценности в шкатулках, все золотые монеты в кошельках. Парадные гобелены, вышитые золотом, роняли на пол крупинки ржавчины.
– Знамение, – шептал Легиар бледными губами, – это – знамение.
Он тяготился, если приходилось переночевать дважды под одной крышей. Дорога стала ему родным существом, она грела ему пятки, шутила, петляя и неожиданно сворачивая, развлекала и хранила. Попутчики делились с ним хлебом, он делился с ними всем, что успевал заработать, останавливаясь ненадолго в деревнях и местечках. Если оставалось в котомке немного еды, он мог и не проситься на ночлег, а просто шел всю ночь, не уставая, ничего не боясь. Дорога помогала ему.
Однако, случилось так, что на закате солнца в котомке не осталось ни крошки, а впереди, чуть в стороне от дороги, показалось людское поселение. Руал подумал, подумал и свернул.
Бродили куры по пустынным улицам, рылись в земле, разлетались с кудахтаньем из-под Руаловых ног. Плотно закрыты были резные ставни больших бревенчатых домов. Пустовали скамейки у заборов, ни души не было у колодца, а между тем цепь на вороте была еще влажной, и примята была трава там, куда ставили ведро. Руал оглянулся – где-то стукнул ставень.
Он поежился, пытаясь понять, почему так странно и тягостно на душе. И понял – тишина. Невероятная для сельской улицы тишь.
Не лаяли на чужака собаки, не мычали во дворах коровы, не орали петухи, не тюкал топор. Ветер, ворота поскрипывают – будто кладбище.
Он побрел дальше, не решаясь постучать в какую-нибудь калитку, чувствуя настороженные взгляды из-под закрытых ставней, напрасно пытаясь поймать хоть один такой взгляд. Поспешный стук закрываемой задвижки – и снова тишина. Руал был голоден – и все же ему захотелось немедленно уйти.
– Эй, парень!
Руал присел, как от пушечного выстрела, хотя к нему обратились почти шепотом. Немолодой уже крестьянин выглядывал в чуть приоткрывшуюся калитку, манил Ильмарранена пальцем:
– Поди сюда… Ты чей? Что надо?
