Старик тоже только сейчас обратил на это внимание – покачав сокрушенно головой, он с некоторым усилием вывернул медный колокол наизнанку. Язычок теперь болтался снаружи и слабо дребезжал, катаясь по крутым колокольным стенкам.
– Пташка нежно поет, – сказал колдун удовлетворенно, – друга в гости зовет… Чик-чирик! Чик-чирик!
Он выпустил колокол из рук – грохнув на пол, тот растекся маслянистой лужей.
– А уж весна, – пробормотал старик рассеянно, вытряхнул из рукава деревянную лодочку и, кряхтя, пустил ее в эту лужу. Лодочка качнулась, повернулась на месте и утонула, скрывшись из глаз, хотя лужица была цыпленку по колена.
Старик снова покачал головой и погрозил Гарре пальцем. Девочка затряслась на своей жердочке, всхлипывая и кусая губы. Колдун опять вытянул по направлению к ней руку – Руал, весь напрягшись, подался вперед.
– Горлица в домике, – пропел старик, – сидит на соломинке… – и снова зачастил заклинаниями, в которых Руал мог разобрать только отдельные слова.
Старик то возвышал надтреснутый голос, то почти шептал, и чем дольше Ильмарранен слушал это неровное бормотание, пересыпанное бессмысленными обрывками заклинаний, тем явственнее становилось чувство, что он находится на пороге непостижимой и одновременно очевидной тайны.
Между тем слова старика возымели, наконец, действие – из лужицы, где утонула деревянная лодочка, выбралась красная птичья лапа – одна, без туловища. Неуклюже подпрыгивая, лапа принялась разгребать насыпанную стариком на пол шелуху, напоминая своими движениями о курице в поисках корма. Старик увидел ее и разочарованно замолчал. Потом слабо хлопнул в ладоши – лапа испуганно присела, дернулась и рассыпалась горстью деревянных пуговиц.
Руал не мог пока определить, что хочет сделать старик с девочкой. Одно было ясно, хоть на первый взгляд и потрясало невероятностью – старик был не в состоянии добиться того, чего хотел.
Ильмарранен бездействовал за дверным косяком, а старик тем временем возобновил свои попытки. На этот раз околесица заклинаний привела к тому, что пол во всей комнате покрылся крупной, твердой чешуей.
– Рыбка… – пробормотал старик. – Рыбка в пруду, пташка в саду… А мне скоро восемнадцать, свататься пойду, – он вдруг улыбнулся и приосанился.
Руал схватился за голову. Неясное чувство, давно уже им владевшее, в один миг обернулось твердой уверенностью. Ильмарранен тер лоб, еще и еще проверял себя, всматривался в старика, будто впервые его видел.
Превратившись в плуг, распахивал улицы… Рос из земли, подобно дереву… Запустил в пруд гигантскую пиявку с коровьим выменем… Сватовство с дохлыми гадюками, потом аквариум с птичьей жердочкой… Перья, чешуя, эта постоянная бессвязная болтовня, которая казалась издевательством, а на самом деле…
Колдун был явно, полностью и давно безумен.
То, что казалось угрозой, было на самом деле проявлением старческой немощи. Бедняга пережил свой разум, и его магический дар был теперь бесполезен, как книга в руках у слепца.
Пораженный своим открытием, Ильмарранен должен был теперь решать, как поступить. Выйти из укрытия? Пожалуй. Говорить с безумцем? Как и о чем? Внутри стеклянного аквариума дрожит девочка – она не знает, что ее мучитель скорее жалок, чем страшен. Каждая секунда промедления приносит ей новые слезы… И кто знает, чем обернется для нее очередная старикова бессмыслица? Похоже, придется подкрасться и просто-напросто огреть колдуна камнем из тех, что в избытке валяются под ногами. Оглушить или убить. Разом избавить деревню от страха.
Ильмарранен глубоко вздохнул, сосчитал до десяти и тихо, тонко засвистел, подражая птичьему пению. Колдун вздрогнул и обернулся.
Руал только сейчас увидел, как слезятся эти подслеповатые глаза, как беспомощно шлепают губы, как трясутся узловатые руки. Старик смотрел на него недоуменно, растерянно, но никак не злобно.
Руал шагнул ему навстречу, присел, раскинув руки, потом подпрыгнул и пропел:
– Вью я гнездышко на ветке, червячка ношу я деткам…
Колдун неуверенно топтался на месте, утопив голову в кружевном воротнике. Маленькая Гарра – Руал взглянул на нее мельком – так и обомлела на своей жердочке.
Руал подпрыгнул еще, взмахивая руками, как крыльями, и продолжил громче, решительнее:
– Птичка в клетке затоскует, ее гнездышко пустует… Чик-чирик! Чик-чирик! – и таинственно поманил старика пальцем.
Тот не мог решить пока, что такое Руал. Однако, заинтригованный, он забыл о девочке и занялся незнакомцем – осторожно приблизился, вытянул дрожащую руку, намереваясь коснуться Руалового лица.
Ильмарранен увернулся, присел, подобрал несколько деревянных пуговиц, вызванных неудачным стариковым колдовством, подбросил одну вверх:
– Чик-чирик!
Пуговица со стуком упала на чешуйчатый пол. Старик поднял кустистые брови. Руал бросил вторую – под взглядом старика она обернулась черным птичьим пером и падала долго.
Затаив дыхание, смотрела на странное действо маленькая Гарра.
Ильмарранен бросил третью пуговицу.
Она описала в воздухе дугу и зависла вдруг без движения. Колдун буркнул заклинание – пуговица пискнула, взмахнула короткими крыльями и вылетела прочь. Старик, удивленный своей удачей, покосился на Руала, пожал плечами, потом стянул кудрявый парик, отчего голова его в объятиях воротника стала похожа на темную горошину в центре столового блюда.
