Фортескью говорит об учителях музыки и танцев и о том, что мне нужна компаньонка. — Тут я сделала недовольную гримасу. — Но мне нужно другое: мне нужно все узнать о земле, а спросить мне некого, кроме него и Уилла Тайка.
Разлив шоколад, леди Хаверинг уселась рядом со мной.
— Разве вы не одобряете его методы опекунства над вашей землей? — равнодушно поинтересовалась она.
— Ни в коей степени, — твердо ответила я. — Эти методы преследуют только интересы крестьян. Деревня процветает, а Холл получает лишь долю того, что ему следует.
Леди Хаверинг мрачно кивнула.
— Я не видела их хозяйственных книг, но воображаю, что в них творится, — сказала она. — Они постоянно сбивают цены на хлеб в Мидхерсте. Это просто какая-то революция! Это разрушает право на собственность.
Помолчав немного, она спросила:
— Сколько вам лет?
— Наверное, шестнадцать или около того, — ответила я.
В задумчивости леди Кларенс постукивала пальцами по столу.
— Еще пять лет до того времени, когда вы сможете самостоятельно управлять вашим поместьем, — тихо проговорила она. — Вам чертовски долго придется терпеть дилетантские методы управления мистера Фортескью.
— И чертовски долго выносить общество компаньонки, — сказала я с чувством.
Леди Хаверинг вдруг кивнула, словно приняв какое-то решение.
— Не переживайте, — уверенно заговорила она. — Пейте поскорее ваш шоколад, дитя мое, и потом мы вместе с вами отправимся проведать мистера Фортескью. Я возьму вас под свое крылышко, и никакая компаньонка вам не потребуется. Я ввела уже одну из своих дочерей в свет и могу быть уверена, что помогу вам. Кроме того, ваши манеры не шокируют меня, а ваша компаньонка сбежит от вас уже через неделю.
Я послушно взяла чашку с шоколадом, но, не став пить, внимательно посмотрела поверх нее на леди Хаверинг.
— Что вы имеете в виду, когда говорите «возьму под свое крылышко»? — спросила я.
Леди Кларенс послала мне одну из своих редких улыбок.
— Я буду присматривать за вами, — приветливо произнесла она. — Вы сможете приезжать сюда, и я буду учить вас вещам, которые необходимы в свете. Я стану выбирать ваши платья и учить вас есть, танцевать, в общем, вести себя как подобает леди. Когда начнется сезон, я представлю вас ко двору. В конце концов, вы — моя кузина и это мой прямой долг.
Мне показалось, что леди Хаверинг не похожа на тех женщин, которые делают что-либо из одного только чувства долга. И я со стуком поставила чашку на стол.
— Вы будете это делать для меня? — требовательно спросила я.
— Да, конечно, — последовал ответ.
Минуту мы обе помолчали. Затем я заговорила, и сама поразилась, как вульгарно звучит мой голос.
— С чего это? — грубо спросила я. — Что вы с этого будете иметь?
Леди Кларенс рассмеялась и налила себе еще шоколаду.
— Вы просто прелесть, Сара, — сказала она. — Во-первых, это выведет из себя вашего мистера Фортескью, а для меня это большая радость. Во-вторых, пока я буду покровительствовать вам, счета от моих портных будут оплачиваться из ваших доходов, что для меня весьма кстати. В-третьих, делая это, я могу быть уверена, что вы не заразитесь тем духом якобинства, который витает в Вайдекре и который я не допущу в моем доме. Чем скорее мистер Фортескью оставит вас в покое, тем раньше вы сможете привести в порядок свое имение.
— Вы научите меня читать их хозяйственные книги и все в них понимать? — спросила я с надеждой.
— Конечно, — ответила леди Кларенс, — вы можете нанять моего управляющего, чтобы он проверил это безобразие, и отстранить деревню от участия в прибылях. А когда вы достигнете совершеннолетия, вы сами расставите все по местам.
Я решительно сплюнула в ладонь и протянула ей руку:
— Заметано.
С прежней улыбкой на лице она проделала то же самое, и мы обменялись рукопожатием. Затем вдруг ее лицо изменилось, и она перевернула мою руку ладонью вверх, чтобы разглядеть на ней грубые мозоли.
— Боже мой! — воскликнула леди Кларенс. — Превратить вас в молодую леди — это отнюдь не синекура. И начнем мы с ваших рук. Как вы довели их до такого состояния? Сомневаюсь, что когда-либо они станут мягкими.
Минуту я смотрела на свои руки и вспоминала бесчисленные поводья, которые мне приходилось натягивать, перекладину трапеции, за которую я держалась, и многое другое. Кожа на моих ладонях была шершавой, как седло.
— Я работала, — сдержанно объяснила я.
Леди Кларенс важно кивнула.
— Вам нет нужды посвящать меня во все подробности, — ответила она. — Пока никто из ваших знакомых не докучает мне, они меня не интересуют. Но скажите мне, пожалуйста, только одну вещь: есть кто-нибудь, кто мог бы сейчас преследовать вас?
— Нет, — уверенно ответила я.
Роберт Гауэр не интересовался мной, а Джек готов был скорее убежать на десяток миль, чем встретиться со мной.
— И вы не совершали никаких преступлений? — резко спросила она.
На минутку я запнулась, вспомнив о браконьерстве, мошенничестве в картах и о всех остальных маленьких обманах.
— Ничего особенного, — ответила я.
Тут леди Кларенс запрокинула голову и расхохоталась так, что оборочки на ее чепце прямо запрыгали.
— Очень хорошо, — наконец проговорила она, задыхаясь от смеха, — «Ничего особенного». Больше я, пожалуй, не буду ни о чем вас расспрашивать. Вы рассказывали о себе мистеру Фортескью?
— Немного, — пожала плечами я. — Только чтобы доказать ему, что я — это я. И ничего больше.
Леди Кларенс кивнула, будто услышала что-то приятное.
— Отлично, — сказала она. — Как ваша дуэнья, я должна установить для вас некоторые правила поведения. Прежде всего, вы никогда не должны снимать перчаток.
Я молчала.
— Затем, вы не должны ни с кем говорить о своем прошлом. Когда вы начнете выезжать в свет, мы просто скажем, что вы жили в деревне у весьма достойных людей, прежде чем вас отыскали ваши опекуны. Ваше прошлое несколько туманно, но весьма респектабельно.
— Туманно, но весьма респектабельно. — Я словно пробовала эти слова на вкус. — Что ж, мне это нравится.
Она кинула на меня смеющийся взгляд.
— Договорились, — сказала она.
Раздался негромкий стук в дверь, и леди Кларенс сказала:
— Войдите!
Лорд Перегрин просунул в дверь голову и сказал:
— Это я, мама.
— Отлично, можешь войти, — коротко велела она.
Мой кузен был ослепительно прекрасен. Его белокурые волосы еще не высохли после купания, глаза сияли голубизной, и только фиолетовые тени под ними говорили о бессонной ночи. На нем был темно-
