кофе, прежде чем переправить через реку, а сама развернула повозку к дому, Дора уже пребывала в состоянии безграничного страха. Пэйс остался в холодной ночи, раненный в грудь, и его скоро отыщут ищейки. Она могла бы его найти, но этим наведет на след охотников. А что они могут с ним сделать сейчас, ведь ребенка-то при нем нет?
Но когда Дора ставила лошадь в стойло, страх внезапно отпустил ее. Снизошло странное спокойствие, и она, взяв сумку, решительно поднялась по парадной лестнице. Дора знала, что это означает. Надеялась, что знает. И ей совсем уже не хотелось отправляться в ночь за Пэйсом.
На сердитые голоса, раздававшиеся из комнат молодоженов, она не обратила внимания. Джози очень не нравилось, что Чарли пьет. Она еще не научилась ничем не выказывать своего разочарования. Может быть, в их браке все еще наладится. К тому моменту, когда Дора подошла к комнате Харриет, голоса уже не казались сердитыми. Но тут желудок у нее свело судорогой от давних-давних воспоминаний, похороненных в сердце. Ну да ладно, это ее не касается.
Харриет беспокойно ворочалась в своем насильственном опиумном сне. Дора, как могла, постаралась уложить ее поудобнее, поправила одеяло, наполнила водой стакан и, когда та затихла, выскользнула из комнаты, к себе.
Она не вскрикнула от удивления, когда из темноты, едва она открыла дверь, к ней двинулась большая тень.
Пэйс все-таки добрался домой.
Глава 6
Точно не известно, где обитают ангелы – в воздухе,
в пустом пространстве или на планетах.
Богу вовсе не доставило бы удовольствия,
если бы нам стало известно, где их обиталище.
– Да ты действительно ангел, – пробормотал Пэйс, возвращаясь на узкую, кровать Доры и откидываясь на подушки. – Каким, черт возьми, образом ты узнала, где мы находимся?
– Меня вел Господь, – просто ответила Дора, зажигая свечу и закрывая занавески, тем самым, преграждая дорогу тьме за окном. Но, говоря так, она была уверена, что Пэйс воспримет ее ответ как продолжение шутливого диалога, который шел уже давно. Но это не важно.
Пэйс что-то проворчал, а может быть, это был смешок, и в неверном свете свечи стал снимать рубашку.
– У тебя в сумке, наверное, нет бурбона?
– Полагаю, что нет.
Дора налила воду в таз и старалась не рассматривать в мерцающем свете полуобнаженного мужчину. Обычно она помогала своим искусством по уходу женщинам, но вскоре ее мысли сосредоточились только на кровавом пятне у него на боку.
– Просто перевяжи рану, чтобы остановить кровь. Утром я пойду к врачу.
Пэйс сморгнул, когда она обмыла рану холодной водой. Он потерял довольно много крови, и лицо в обрамлении темных волос казалось бледным. Дора могла вблизи рассмотреть усы – видимое свидетельство того, что он уже мужчина, а не мальчик, каким она его когда-то знала. И девушка снова посмотрела на кровоточащую рану.
– Надо наложить шов, – сказала она, притрагиваясь к краям раны.
Пэйс сморщился от ее прикосновения:
– Поосторожней, девушка. Плоть слаба.
Она тихо рассмеялась, достала нитку и кукурузную водку.
– Будем надеяться, что она также не слишком толстая. Мне не очень улыбается мысль протыкать ее иглой.
Пэйс широко раскрыл глаза и бросил на нее насмешливый взгляд, садясь тем временем на матрас и подняв вверх руку, чтобы ухватиться за прутья, полностью открыв доступ ее рукам к своему раненому боку.
– Да, тебя, наверное, ведет Господь. Но почему же он говорит с тобой, а не с теми, кому не мешало бы пригрозить геенной огненной и вечным проклятием?
Дора закусила нижнюю губу и пронзила иглой разорванную плоть. Его боль она чувствовала, как свою собственную, и изо всех сил старалась не зажмуриться от страха. Она удивилась, что он не закричал. Мышцы его напряглись от усилия не выпустить из рук прутья кровати. Нет, лучше не думать о его мышцах. Пэйсу досталось гораздо больше, чем он того заслуживал.
– Полагаю, Он говорит только с теми, чьи души открыты Ему, – сказала Дора больше для того, чтобы как-то отвлечь его внимание, чем просто ответить на глупый вопрос.
– Но это чертовски глупый способ вести дела, – процедил он сквозь зубы, – будь я на месте Господа, я бы проклял всех злодеев и никогда не трогал бы невинных.
Дора улыбнулась столь оригинальной идее и затянула нитку. Кровь все еще просачивалась, но течь остановилась. И Дора потянулась к губке и бинтам.
– Если бы ты был Господом Богом, то одними проклятиями не удовлетворился. Ты бы прибегнул к громам и молниям, и на земле осталось бы всего несколько человек.
Пэйс выдавил из себя улыбку, превозмогая боль от смачивания раны водкой.
– Страшно говорить с человеком, который слишком хорошо меня знает. Девочку переправили на тот берег?
– Ты бы не спрашивал, если бы не был в этом уверен. По дороге я встретила охотников за наживой, и одного из Хауэрдов, и, кажется, младшего брата Билли Джона. Он велел сказать тебе, – она помедлила, припоминая слова, – что за тобой должок.
– Проклятие, – выругался Пэйс и опустил руку, так как Дора наложила последний бинт. – Я не хотел, чтобы он догадался насчет тебя. Я обязательно постараюсь его убедить, что ты хотела спасти только мою никчемную задницу, а о девочке ничего не знала.
– Это была бы напрасная трата времени. – И Дора уложила свои снадобья в черную сумку.
Пэйс не позаботился накинуть свою окровавленную рубашку или как-то прикрыть себя иным способом, и ей было очень трудно не смотреть на то, как ходят мускулы на его забинтованной груди. И Доре решительно не хотелось замечать волосатую темную дорожку, бежавшую вверх от живота к поясу. Но все это было телесное, а не проявление духовности. Она должна возвыситься над низменной прозой жизни.
– Я все равно на подозрении независимо от того, виновна или нет.
Она была права, и Пэйс замолчал. Наконец он потянулся к рубашке здоровой рукой, и ткань закрыла плечо и часть груди. Взгляд его устремился мимо Доры. Он как будто не замечал ее.
– Ay тебя нет друзей или родственников, живущих на том берегу? – наконец спросил он и взглянул на девушку.
– Мало.
Ответ был краток. Даже через десять лет она оставалась чужой большинству квакеров. Дора знала, что, несмотря на все свои усилия, никогда не сроднится с ними. Возможно, там ее тоже не замечают, как и здесь, ее просто забыли включить в общину.
– Но тебе не надо беспокоиться. Со мной все будет хорошо.
Пэйс, полулежа, вытянул ноги на постели и подождал, когда пройдет головокружение, прежде чем попытаться встать. Наконец поднявшись, он, как башня, навис над тоненькой Дорой. Устремив на нее, любопытный и проницательный взгляд, он спросил:
– Как может быть хорошо, если живешь в сумасшедшем доме? Тебе пора жить уже своей собственной жизнью.
Да, подумала она, если бы она по-прежнему жила в Корнуолле, у нее, наверное, было бы что-нибудь вроде собственной жизни. Но ведь она тогда погибла, и теперь ее жизнь принадлежала другим. Но Пэйс этого ее рассуждения не понял бы. Она отошла в сторону, освобождая ему путь к открытой двери.
– Я действую в соответствии с тем, к чему призвана.
– Это сущая… – он явно старался подыскать слово повежливее, – чепуха, но мы продолжим спор позднее, а то я просто с ног валюсь от усталости.
И, не обращая внимания на ее встревоженный вид, Пэйс, шатаясь, направился к двери и вышел не оглянувшись.
Дора постаралась поопрятнее причесать жидкие волосы больной, заставила немного поесть и стала прибирать в комнате. Слова Пэйса о необходимости иметь свою собственную жизнь жгли ей душу, но девушка старалась не думать о них. Она не могла представить себе никакой другой жизни, кроме замужества с Дэвидом, но они могут вернуться к этому разговору только на следующий год. Однако даже и на это вряд ли можно надеяться, когда на границах штатов собираются две враждующие армии.
Неся поднос к лестнице, Дора услышала сердитый разговор, доносившийся снизу, и поморщилась. Она надеялась, что братья догадаются поспать подольше и не попадаться друг другу на глаза хотя бы в первый день, но мужчины семейства Николлз не отличались ни разумностью, ни сдержанностью. Она ненавидела склоки, но нельзя же стоять и дрожать на лестнице весь день.
По-видимому, Джози отстранилась от всего происходящего. Даже на четвертом месяце ее все еще тошнило по утрам. Дора надеялась, что сердитые голоса не слышны за дверью комнаты хозяина. Джози и так достаточно достается, незачем ей еще разрываться между членами семьи, их симпатиями и антипатиями.
– Не ври, Пэйсон! Хауэрд видел тебя. Власти в Лексингтоне клянутся, что видели тебя в окрестностях. Если ты хочешь развлекаться со своей проклятой любовницей, тогда заплати за нее, как это полагается уважающему себя мужчине. Это же воровство, Пэйсон! Ты вор и лжец и не стал лучше, чем был всегда, несмотря на все твои чудные звания. Господи, да от одного твоего вида меня с души воротит.
Дора замигала в недоумении, услышав громкие голоса. Слова ранят душу так же, как розги тело, и Карлсон Николлз хлестал ими, словно кнутом. В своем не терпящем возражений наступлении он был прав. С точки зрения закона помогать рабам бежать равносильно краже этих рабов, что бы там ни пытались доказать федеральные власти. Лучше бы ей не знать, что это юное существо, эта девчушка, – недавняя любовница Пэйса. От этой мысли на сердце у нее стало еще безотраднее.
– Не желаю стоять здесь и выслушивать ваше вранье. Я больше не беспомощное дитя. Мне от вас ничего не нужно. И я не жду от вас
