алой точкой, потерявшейся в бурной ночи.
«В той стороне берег моря, – поняла Лида, стараясь держать путь на маяк. – Где маяк, там и море. Я иду туда, там я его увижу».
Но моря впереди не оказалось – во тьме неожиданно обозначилась кованая железная калитка, прорезанная в каменной ограде. Калитка была слегка приоткрыта, Лида с трудом отворила ее и вошла. Слева от ворот белела куча извести, но девушка спокойно миновала ее.
«Это гашеная известь, – сказала она себе. – Все идет по плану, но вот маяка больше нет. Куда он делся?»
Она обернулась, надеясь увидеть мигающий огонек, опасаясь, что случайно свернула с пути… И внезапно обнаружила за спиной ту самую темную мужскую фигуру, на которую смотрела из окна. Только теперь мужчина стоял, низко опустив голову, в двух-трех шагах от нее. Он по-прежнему держал руки в карманах и сильно сутулился, так что его сгорбленные плечи походили на сломанные крылья. Лида едва не вскрикнула, но удержалась.
«Ни звука, ни слова, – повторяла она про себя. – Все это время он шел за мной, надеялся, что я что- нибудь скажу. И тогда… Тогда он шел бы за мной вечно».
Теперь, когда они оказались совсем рядом, этот человек пугал ее еще сильнее. Особенно жутким было ощущение, что он может простоять в такой позе, не двинувшись с места, много часов, а то и суток подряд. Он был похож на статую, и девушка что-то не замечала, чтобы его волосы развевались на ветру. А ветер становился все сильнее, от него начинало свистеть в ушах и перехватывало дыхание.
«Ветер задул маяк, – поняла она. – Вот почему я попала на кладбище, а не на берег моря… Сейчас пойдет дождь. Срочно нужно прятаться, иначе я вымокну до нитки. Мне уже холодно».
Она двинулась дальше по смутно различимой между надгробий дорожке. Человек пошел за ней – Лида знала это, даже не оглядываясь.
«Он будет идти, потому что обречен. Ему нужно, чтобы я позвала его, назвала имя. Нет, ни за что! Ведь тогда…»
Впереди замаячила белая каменная стена. Лида пошла вдоль нее, слегка касаясь ладонью отсыревшего известняка, и, увидев ступеньки, осторожно спустилась по ним в подземелье. Здесь было тише, чем наверху, но так же холодно. Нет, поняла девушка, еще холоднее – под низкими каменными сводами стояла невозмутимая стужа могильных плит. Здесь были только склепы – много склепов, много запертых дверей, которые отпираются только снаружи…
«Я не могу здесь оставаться! Где угодно, только не здесь. – Ее начинала бить крупная, неудержимая дрожь. – Это слишком страшно! Лучше мерзнуть наверху, под открытым небом!»
Она с трудом отыскала впотьмах ступени, но, едва поднявшись до половины лестницы, замерла. Наверху, загораживая выход, стоял тот человек. Теперь он смотрел прямо на нее, но его лица Лида по- прежнему не различала.
«Он не выпустит меня отсюда, пока я не заговорю, – поняла девушка. – Это была ловушка. И маяк, и ветер, и подвал – все это была одна, ловко подстроенная ловушка, и теперь мне некуда деться. Он не хочет, чтобы я ушла!»
Человек ничем ей не угрожал, он не сделал ни единого движения, ни одного шага в ее сторону. Да Лида и сама не чувствовала никакой угрозы. От этой темной фигуры исходила, скорее, обреченность – бесконечная и тоскливая. И все-таки она его боялась – боялась до того, что перехватывало горло.
«Но я же обещала, – внезапно вспомнила Лида. – Как-то пообещала назвать его имя, вот он и идет за мной по пятам, чтобы услышать его. Ничего страшного не случится, если я его назову. Я должна. Больше некому это сделать, и он знает… Все его бросили, осталась только я…»
– Эдвин… – низким сдавленным голосом позвала она. И на всякий случай прибавила ласкательное прозвище, которым этого человека окликал только дядя. Тот человек, который пытался его убить. – Нэд!
Человек не двинулся с места, тень не отступила в сторону. Эдвин как будто ничего не слышал, и девушка пришла в еще больший ужас: «Я ошиблась, это не он! Кто-то еще!»
– Джаспер?! – в отчаянии, чуть слышно продолжила она. – Нет, это не вы. Невилл?! Дэчери?!
Нет ответа.
– Кто?! Кто за мной идет?!
Тень не двигалась – она будто окаменела. Ветер, порывами врывавшийся в подвал, хлестал ее по лицу, Лида прикрывала ладонями уши, отводила растрепанные волосы… И вдруг увидела, что тот же ветер в самом деле не пошевелил ни единого волоска на голове ее преследователя. Он стоял непоколебимо, будто изваянный из камня.
«Да он же мертвый! – поняла Лида. – Он мертв, не видит меня, не слышит, и он шел вовсе не за мной, а шел… Домой. Сюда. Это не он мешает мне выйти – это я мешаю ему войти. Мы на разных концах лестницы, вот в чем беда!»
Она посторонилась и плотно прижалась к стене. Фигура немедленно пришла в движение и спустилась на одну ступеньку. Потом, чуть помедлив, переступила на другую. Наконец оказалась на одной ступени с Лидой. Она не хотела смотреть в это лицо, но не выдержала и взглянула на того, кто спускался в склеп. И закричала…
– Алеша! А…
Хриплый крик замер, она захлебнулась собственным голосом. Красный маяк теперь горел совсем близко, почти у нее над головой. Она рванулась и села на постели.
Крохотный ночничок, забранный рубиновым стеклом, ровно и уютно освещал смятую постель. Лида в ужасе бросила взгляд на окно. Оно было плотно занавешено, но ей почудилась темная фигура в углу, у ее рабочего стола. Через мгновение она поняла, что это складка портьеры.
– Алеша, – прошептала девушка, слушая свое бешено бьющееся сердце. – Это был он.
Она перевела взгляд на часы и обнаружила, что уже недалеко до рассвета. «Значит, я проспала почти шесть часов, а мне-то казалось, я вовсе не засыпала. Боже, какой кошмар… Мне никогда не снились такие сны!»
«Снились, – тут же мелькнуло у нее в голове. – Один раз мне снился похожий кошмар, там было кладбище, Эдвин Друд, Джаспер и старуха… В том кошмаре был тот же красный огонь маяка, известь у ворот, ветер и дождь, и я шла босая, будто только что из постели. Но тогда меня разбудил Алеша. Он сказал, что я говорила страшные слова, что-то про кладбище, старуху и лицо отца… Лицо отца? Какого отца? Ничей отец мне не снился. Я даже не знаю, о чем шла речь. Нужно немедленно встать и выпить горячего чаю, иначе мне опять приснится кошмар».
Она торопливо выбралась из постели, накинула халат и включила настольную лампу. Лида все еще вздрагивала, вспоминая свой кошмар, и ей было страшно покинуть комнату, выйти в темный коридор, чтобы попасть на кухню. Она пошла на компромисс – налила полчашки старой заварки, разбавила ее холодной водой и жадно выпила крепкий бурый чай. В голове немного прояснилось. Она присела к столу, все еще не решаясь вернуться в постель.
«Это был обычный сон, просто сон, он ничего не значит. Сны ничего не предвещают и не обещают, я никогда этому не верила, – твердила она про себя, будто пытаясь кого-то уговорить. – Я все время думаю об Эдвине Друде, об Алеше, вот они и соединились для меня в одно целое. Это Эдвин хотел спуститься в склеп, Эдвин, а не Алеша! Было так темно, и я обозналась… И я знаю, почему Эдвин спускался туда! Я уже думала об этом, вот мне и приснилось!»
Она взяла томик Диккенса и, перелистав его, нашла в самом конце воспроизведенную обложку первого издания «Эдвина Друда». Рисунки были выполнены Чарлзом Олстоном Коллинзом, братом писателя Уилки Коллинза. Художник был женат на младшей дочери Диккенса, так что приходился ему родней. Обложка, по всей вероятности, делалась по личным указаниям писателя, да иначе и быть не могло, так как некоторые из них касались эпизодов, до которых повествование еще не было доведено к моменту его смерти.
Эти рисунки в свое время еще больше убедили Лиду в справедливости ее собственной версии, и теперь она снова стала их рассматривать, чтобы отвлечься и прийти в себя.
«Каминг Уолтерс, которого считают самым авторитетным толкователем ‘‘Эдвина Друда’’, так держался за свою версию о том, что Эдвин мертв, что нарочно не замечал некоторых подробностей!»
Лида положила раскрытую книгу ближе к свету.
