В Росконцерте мы проработали десять лет, а с развитием перестройки, где-то году к 89-му, он сдулся. Появились кооперативы. Артисты получили возможность работать не через государственную контору, а сами по себе и в Росконцерте остался один Лева Лещенко, остальные разбежались в разные стороны. «Машина» тоже стала сама по себе, а директором у нас остался Валерий Ильич Голда. Он к нам и в Росконцерте, в общем, не был назначен. Мы сами тогда его выбрали. И дальше решили с ним работать, поскольку он много нам помогал. Голда нам понравился, как человек, хотя, конечно, он был жуликом, как все директора, но очень обаятельным. Просто сама госсистема Росконцерта давала директорам массу возможностей спиздить деньги.
Десятилетие росконцертовское, наверное, самое насыщенное и сложное время в истории «МВ». Работать профессионально и находиться в андеграунде – две большие разницы. Постоянные худсоветы, постоянные достачи по репертуару, ограничения по гастролям, отсутствие денег. Все это продолжалось у нас практически до 1990 года.
Нет. В момент ухода из Росконцерта я с женой и только что родившимся у нас ребенком, жил в обычной однокомнатной квартире. Первую свою машину, поддержанную «восьмерку», я купил только в 89-м.
Перед концертами в Сетуни мы не могли найти Зайцева в течение месяца. Появился он только накануне этого очень важного для «Машины» выступления. Мы пригласили тогда к нам Петю Подгородецкого и Женю Маргулиса и вынуждены были за две оставшиеся репетиции сделать с ними программу на два с половиной часа. А накануне концерта появился вполне нормально выглядевший Зайцев, и стал совать нам в нос свой больничный лист, оформленный в какой-то неизвестной, калужской, кажется, больнице. То есть, как говорится, погнал туфту. И ему в ответ просто было сказано: «Саша, так с друзьями не поступают. Мы знаем и понимаем твой характер, пристрастия, но хоть однажды за эти дни позвонить ты мог? Предупредить, объяснить…. А сейчас, забери эту свою медицинскую справку. И вот тебе Бог, вот порог…»
Заяц поступил тогда, как настоящий дурак. Запил, закололся, исчез, а потом вернулся, чуть ли не за полчаса до первого концерта во Дворце спорта, розовый, чисто выбритый, да еще и нахамил Макаревичу, считая, что ничего плохого не сделал. И это после того как группа, разыскивая его, целую неделю обзванивала больницы, морги и т. п. Конечно, его сразу уволили.
У меня с ним, к слову, отношения остались нормальные. Мы не ссорились и я ему, в тот момент, ничего плохо не говорил. Заметил лишь, что зря он так поступил. Зайцев почему-то пребывал в уверенности, что сейчас его, такого сладкого, после «Машины», возьмут на работу куда угодно. Но на самом деле Саша – типичный участник группы, а не самодостаточный музыкант. И он был таковым участником не просто в какой-то группе, а в «Машине Времени». В нее он влился органично. Будучи слабеньким клавишником, Зайцев умел, тем не менее, удачно показывать все, что имелось в его небогатом исполнительском арсенале. Плюс – хорошо вел себя на сцене, интересно одевался, придумывал свою пластику, и даже обрел персональных фанов. В творческом плане он – сильный парень и получил в «Машине» максимум того, что мог. А после «МВ» его, что называется, и в топеры не взяли. Он, то в кинотеатр какой-то пытался устроиться, то в ресторан. Все без толку. На своем месте Саша был в «Машине», а в других местах себя так и не нашел. Зайцев – это очередная человеческая трагедия.
Пока Саша в 2008-м совсем не пропал, он мне периодически звонил, так же, как и Кавагоэ, посреди ночи. Что-то бессвязно рассказывал, читал стихи…Мне, в сущности, нечем было ему помочь. Разве что словами подержать. Сейчас его и искать некому. А, судя по информации, которую я слышал, его, наверное, и в живых уже нет.
Саша давно от нас ушел, и постепенно слишком многое нас разделило. Я знаю, что поклонники «МВ» как-то ходили к нему в гости, отмечали, кажется, его день рождения. Но у них представление о жизни свое, а у нас свое. Они любят «Машину» скорее за песни, чем за какие-то личные качества отдельных музыкантов. И это тоже правильно.
Все наши попытки, искренние попытки, в свое время, помочь Зайцеву ни к чему не привели. Я, например, дважды пытался устроить его на работу. И по профессии, и без профессии. Но в силу того образа жизни, который Саша выбрал, он оба раза меня подводил. А мы уже настолько взрослые люди, что бесконечно решать проблемы всех друзей и знакомых, которые у нас были в жизни – не получается. Есть семьи, близкие родственники, которым надо помогать, и мы это делаем. А Сашка, по сути, сам отказался от помощи. Своими поступками, действиями. Во всяком случае, по отношению ко мне. Тем не менее, я всегда с ним встречался, общался, передавал ему деньги, полагавшиеся по нашим соглашениям. Но в его жизнь более старался не влезать, ибо хорошо понимал, что поменять в ней ничего не могу. Саша сделал свой выбор. И измениться что-то в его судьбе могло, только благодаря его же желанию.
Флэшбэк № 3. «Здорово, Миша! Как дела, чувак?»
Это я к Михаилу Петровичу Соколову обращаюсь. В данный момент он один из лучших отечественных губных гармонистов и руководитель команды Stanless Still Band, а тогда был отличным барабанщиком, и, кстати, имел счастье, году в 74-м, некоторое время поиграть с «Машиной»)
«Машина Времени» была одной из редких команд в те годы, участники которой не имели кабацкой практики. Не работали мы в ресторанах. Не хотелось нам подобной «школы». А Михаил Петрович там работал и для песни я придумал фишку, что тоже играю в кабаке, поскольку являюсь его коллегой и товарищем. А у ресторанных музыкантов раз в неделю обязательно был выходной. И поскольку выбор заведений с хорошими лабухами существовал тогда не богатый, то почти в каждом таком месте постоянно наблюдался аншлаг.
На слэнге столичных музыкантов «парнасом» назывались «бабки», которые платят клиенты за исполнение заказанных песен. А «карась» – тоже самое по-питерски.
Я не попадал в похожие ситуации. Тут чисто поэтическое измышление. Сейчас я третий раз в браке и мои предыдущие расставания с женами
