Пленник волчьей стаи

(женщины при госте говорят тогда, когда их спро­сят), но Атувье заметил, что красавица не раз игриво посматривала на него. «Наверное, это и есть невеста Вувуна. Красивая»,— почему-то с завистью подумал Атувье.

—      

Что теперь будешь делать? Куда пойдешь? — вернул его к беседе Килькут.

Атувье замялся, посмотрел на Кинина. Кинин поту­пился, потянулся к костру, поправил головешку.

—       

Не знаю. Пойду домой,— пробормотал сын Иви­гина.

—      

На лапках? — усмехнулся старик.— Не дойдешь. Большие камни тебе не перейти, а стойбище Каиль — там,—Килькут показал на вход яранги, в проеме кото­рой белели вершины гор.—Тебе надо идти берегом Вы- венки, в нее впадает наша река,— он снова указал рукой на вход.— Вывенка приведет тебя к морю, и ты пойдешь берегом на Аянку^[32] . По берегу дойдешь до устья Апуки

.

 Очень длинная дорога.

—      

Энпеклав, но я же пришел в твою ярангу с дру­гой стороны! — воскликнул Атувье.

Килькут ухмыльнулся: молодые совсем плохо запоми­нают дорогу.

—      

Если бы твои следы остались, я сказал бы: «Иди». Но твои следы давно под снегом. Даже я не знаю, как дойти до твоего стойбища по тем местам, где ты ходил с оленями,— Килькут помолчал. Он догадывался, что от него хочет услышать гость. Молчать долго не­прилично хозяину, и Килькут продолжал: — Если бы у тебя была упряжка, то и тогда ты долго бы ехал по берегу Вывенки к морю и дальше. — Этим самым он дал понять гостю, что не собирается давать ему своих ездовых оленей. Вырастить ездового оленя, научить его долгому бегу — трудное дело, долгое дело. И потому только близкому человеку чаучу мог одолжить упряжку.

Атувье и сам понял: рассчитывать на упряжку ездо­вых ему нечего. Почему старик должен отдать своих: оленей? Ему, пришедшему с другого конца страны чаучу, ему, даже в далеком родстве не состоявшему с Кильку- том.

Старик закашлялся. Отдышавшись, сказал:

—      

Если хочешь, живи с нами. После отела мы будем кочевать к морю, чтобы олени напились соленой воды. По берегу моря ты быстро дойдешь до устья Апуки.

—       

Отец, он может с пастухами инива^[33] Аписа откоче­вать к морю и раньше,— буркнул Кинин. Инив Апис гонял свое стадо ниже по Вывенке. Почти рядом, если бежать — семь остановок делать. Кинину жалко было мя­са, которое этот богатырь будет есть вместе со всеми: большому человеку надо много мяса.

Килькут неодобрительно посмотрел на старшего сына. «Жадный»,—подумал он, а сказал другое.

—     

У гостя плохая одежда для кочевки,— кивнул на изодранную кухлянку, на торбаса, сшитые из камуса и кусков медвежьей шкуры. «Очень бедный человек. Ой,

бедный»,—Для дальней дороги нужна хорошая одежда и крепкие торбаса, а у Аписа мало оленей.

—       

Отец, а может, гостя заберет с собой богач Элевье, когда приедет за шкурами? Элевье живет на побе­режье,— настаивал Кинин.

—      

Я сказал: в этот раз ты поедешь менять шкурки на товары. Элевье шибко обманывает. Когда он приедет за шкурками и не получит их, шибко злым сдела­ется. Поедет к другим. Зачем ему лишний человек на нартах?

—      

За одежду и еду я отработаю,—успокоил Атувье жадноватого старшего сына Килькута.

И Атувье остался жить у Килькута.

* * *

Атувье старательно отрабатывал за еду и кров Киль- куту. Он караулил по ночам стадо, рубил дрова, ставил петли на зайцев, капканы на горнаков, лисиц.

Все были довольны новым работником. Даже Кинин перестал коситься. Все, кроме крепыша Вувуна. От парня не ускользнули завлекательные взгляды невесты Ненак, которыми она одаривала высокого красивого пришельца. И хотя Атувье еще в первый вечер рассказал о жене Тынаку и сыне Тавтыке, Вувун все равно ревновал. Э-э, кто не знает, что если девушке приглянулся муж­чина, она не посмотрит ни на что. Может и без выкупа убежать с ним. Такой сильный мужчина, как Атувье, может прокормить и двух жен. «И зачем мы встретились с ним? — досадовал поникший Вувун.—Лучше бы я по­ шел другой тропой».

Вувун не зря ревновал — красавица Ненак и впрямь влюбилась в богатыря.

Это случилось на шестой день. Почаевав, Атувье взял ружье Килькута, перекинул через плечо чаут и вышел. Рядом с ярангой в снегу торчали короткие, подбитые камусом лыжи. Он привязал ремнями лыжи и напра­вился к стаду сменить Тайнава. Ему Тайнав сразу по­нравился, хотя тот при встрече и задал нехорошие воп­росы. Тайнав был веселым, добрым парнем и бегал так быстро, что мог догнать самого быстрого оленя. Атувье уже далеко отошел от яранги, когда услышал за спиной свое имя. Он обернулся. К нему спешила Ненак.

—      

Атувье, ты забыл патроны! — крикнула девушка. В руке она несла патронташ.

Атувье хлопнул себя по лбу — верно, забыл.

Ненак, раскрасневшаяся от бега, сияющая, подошла, протянула патронташ.

—      

Э-эй, совсем ты растеряха,— засмеялась Ненак.— Совсем как мой отец стал — голова дырявая. Я с тобой пойду. Хочу посмотреть, скоро ли важенки телиться на­чнут.

Тайнав, завидев их, побежал навстречу, держа в правой руке неразлучное копье. Младший сын Килькута го­товился стать великим бегуном и потому не признавал ни лыж, ни лапок.

Глядя, как легко и красиво бежал юноша, Атувье даже остановился. «Здорово бежит! Совсем как молодой, хорошо обученный ездовой олень. Здоровое сердце и боль­шие легкие у Тайнава. И ноги сильные»,—с доброй завистью подумал богатырь Атувье.

Тайнав подбежал к ним. Дышал он ровно и совсем не вспотел.

—      

Э, какомэй! Мой желудок совсем пустой. Есть хочу,— сказал бегун и широко улыбнулся.— Ненак, ты сегодня опять медвежатину сварила? Надоела.

—      

Иди, мать для тебя сварила сердце того оленя, ко­торого зарезали вчера. Совсем ты еще маленький,— засмеялась Ненак.

—      

Маленькому хорошо — самые лучшие кусочки ос­тавляют,—хохотнул «малыш», который уже на целую голову перерос сестру, родившуюся за два лета до него. Тайнав размахнулся, бросил копье и тут же устремился за ним. Копье не упало — Тайнав успел подбежать и пой­ мать его на лету. Он снова кинул копье, и снова оно не успело упасть в снег. Атувье даже рот раскрыл от удивления.

—     

Тайнав будет самым великим бегуном нашего на­рода,— сказал он.

Сестра брата-бегуна приосанилась.

—      

Он уже великий бегун. На празднике этой зимой он выиграл оленью упряжку. Вон те длинноногие темно- серебристые тигильские олени — его награда,— похвали­лась Ненак и указала на двух длинноногих сильных оленей, которые паслись поблизости.— Отец сказал, что, теперь он спокойно уйдет к «верхним людям». Сказал, что на этой земле есть кому смотреть за его оленями.

Атувье остановился. Он впервые слышал, что старый Килькут «дал слово».