Пленник волчьей стаи

«Твои сильные ноги придут к тебе позже. Ты еще молод, кмигн»^[35] .

Пятнадцать зим исполнилось Тайнаву, и его учителем стал дедушка Анкуча.

Весной отец вместе с другими пастухами погнал ста­до на летние пастбища, но Тайнаву стало не легче. Наобо­рот, дедушка Анкуча придумал для него еще более тяже­лые занятия. Старик сходил к дальней сопке. На склоне ее росло большое дерево. Анкуча подрезал нижний сук на десять частей, как рыбину на десять кусков. Потом сходил к другой сопке и на большой камень положил де­сять маленьких камешков. Вечером дедушка сказал Тай­наву: «Когда солнце проснется, я тебя разбужу. Ты побе­жишь к сопке Медвежий горб, найдешь большое дерево, отломишь одну часть нижней ветки и принесешь мне. На следующее утро ты опять побежишь туда и принесешь вторую часть. Я их сложу. И так будешь бегать десять раз, пока не соберется вся ветка. Вечерами ты тоже бу­дешь бегать к сопке Бараний лоб и с большого камня приносить один маленький. Ты будешь бегать десять вечеров, пока не принесешь десять камешков, которые я положил».

Едва солнце выказалось из-за темной зубчатки леса, Анкуча разбудил Тайнава: «Беги за веткой». Тайнав на­тянул летние торбаса-плекты и побежал. Сначала надо было добежать до сопки Нос девушки, взобраться на нее, спуститься по живым камням, потом бежать до топкого места тундры, за которым стояла сопка Медвежий горб. На ее склоне и росло дерево с подрезанной веткой. Когда Тайнав подбежал к дереву, ноги дрожали, в голове так бухало, будто внутри ее сидел шаман и лупил колотуш­кой в бубен. Сердце, казалось, хотело выпрыгнуть через рот. Однако отдыхать нельзя. Отломив первую часть вет­ки из десяти, он поспешил обратно.

Вечером побежал за камешком к сопке Бараний лоб.

Когда ветка у ног Анкучи «срослась» и все десять ка­мешков лежали возле яранги, он вручил внуку копье. «Ты будешь выпускать его из рук только перед сном»,— наказал старик.

И Тайнав, продолжая по утрам бегать, начал осваи­вать науку бросания копья. Сначала он просто бегал с ним на склон сопки Медвежий горб и обратно, а пос­ле полудня принимался кидать копье в бревно или в че­реп оленя, повешенный на сук. Много бросал, метким стал.

Прошлой зимой Тайнав доказал, что он хорошо усвоил обучение отца и деда: на торговом празднике выиграл двух прекрасных ездовых оленей. На тот празд­ник приехали северные люди чукчи. О, у северных людей оленей так много, как летом оводов в тундре. Они при­везли с собой богатыря — огромного человека с большим животом. Не зря привезли, хотели пригнать на местные пастбища свои огромные стада. Их богатырь вызвал на поединок пятерых местных борцов и всех победил. Мест­ные совсем приуныли. В этих краях всегда так было: если род имел знаменитого богатыря, метателя копья или знаменитого бегуна, тот род процветал: мог угнать чужих оленей, занимал лучшие пастбища... У северных вот бога­тырь, а у них?

Тайнав всех выручил. На виду у богатыря он обрезал постромки у двух лучших беговых оленей северян и по­бежал с ними в горы. Северные люди погнались за ним на нартах. Сильные олени у них были, очень быстрые. Но не догнали они Тайнава. Тогда северные люди ска­зали: «У нас есть великий борец, у вас — великий бегун. Не будем ссориться. Давайте мирно жить». В честь тако­го события в стойбище большой праздник был. В знак мира северные люди подарили Тайнаву тех двух оленей, которых он угнал.

«...Теперь есть на кого оставить стадо, и мне можно и уходить»,—говорил себе Килькут.

В тот вечер, вернувшись из стада, Атувье подсел к сидящему возле костра Килькуту.

—      

Энпеклав, я хочу говорить,— спросил он разре­шения.

—      

Мои уши открыты для твоих слов,— ответил Киль­кут, а сам даже не повернулся к Атувье.

—      

Энпеклав, твоя дочь сказала, что ты «дал слово».

—      

Она сказала правду,— будто старое, усыхающее дерево, проскрипел Килькут.— Как только Ненак станет женой Вувуна или... — Килькут покосился на Атувье,— или твоей, я уйду...

Атувье смутился.

—      

Энпеклав, я... я знаю, почему ты «дал слово». Ты не хочешь быть лишним ртом. Ты отдаешь свое мясо мне.

Килькут сомкнул веки, ничего не ответил.

—      

Я не хочу, чтобы из-за меня ты, добрый Килькут, рано уходил в «верхнюю тундру». Лучше я уйду из твоей яранги. Дай мне в дорогу еды — и я уйду.

Килькут долго молчал, потом ответил:

—     

Тебе не пройти через большие камни — сопки. Ты не знаешь дороги, у тебя нет ружья, и твой плохой лук не прокормит тебя — бараны не подпустят близко. Если ты пойдешь по Вывенке, тоже не дойдешь — очень много идти. Если бы мои сыновья знали дорогу через большие камни, я дал бы оленей. Но мы никогда не кочевали в тех местах. К тому же скоро начнется отел.

Атувье вздохнул. Отел — самая главная, тревожная пора, каждый пастух дорог.

—      

Я много ем,— стоял на своем сын Ивигина.

—       

Ты — не ленивый, ты хорошо работаешь,— успоко­ил его Килькут и немного выпрямился, добавил с еле заметной обидой: — В моей яранге много людей ночевало, но никогда не ночевал голод. Оленное стадо всегда хо­дило рядом со мной.— Он умолк, но молчал недолго. Ему нравился этот богатырь. Старик понимал, что происходит в душе у пришельца.—Ты — не лишний рот в моей семье, но я должен уйти. Ты не знаешь, в мое тело все­лились злые духи. Смотри.— Старик сплюнул.

Атувье увидел на снегу, у ног старика, алое пятно. Кровь! У Килькута гниют легкие...

—      

Теперь ты понял, почему я должен уйти? — спро­сил Килькут.

—      

Да, энпеклав,—тихо ответил Атувье.

Килькут правильно решил, ибо он не хочет, чтобы злой дух поселился и в его сыновей и внуков. А еще Килькут хочет после погребального костра снова вернуть­ся в нижнюю тундру. Все знают: если человек сильно заболел — в него вселились злые духи. И если такой че­ловек умрет сам, то его тело станет совсем гнилым, и потому по обычаю такое тело нельзя предавать погребаль­ному костру: тогда злые духи попадут и к «верхним людям». Этого нельзя допустить: вверху жизнь хоро­шая — веселая, сытная, и никто не должен мешать «верх­ним людям». Оленные люди внизу покорно переносят разные опасности, холод, голод, несправедливость, чтобы там, вверху, пожить хорошо. А еще не хотят жить в болезни здесь живущие потому, чтобы когда-нибудь вновь возвратиться к потомкам, на эту землю. Вверху, конечно, хорошая жизнь, но и здесь неплохая... Ушедший к «верхним людям» через погребальный костер обязатель­но вернется сыном своего сына, дочерью своей дочери. Может и позже, через два-три колена.

После того, как все поели, Килькут объявил, что зав­тра кочевка, поближе к стойбищу надо подогнать .стадо. Чтобы как можно больше людей пришли провожать его к «верхним людям».

Утром женщины принялись свертывать шкуры, одеж­ду, укладывать в походные сумки посуду, юколу, вяленое мясо. Мужчины занялись починкой нарт, ловлей ездовых оленей. Вувун, главный охотник, отправился снимать пет­ли, капканы.

Вувун очень старался. По обычаю жених должен был не менее трех лет отрабатывать за невесту в хозяйстве ее отца. Надо было усердно работать: заготавливать дро­ва, пасти оленей, охранять их от хвостатых, добывать шкурки ружьем и капканами, чинить нарты, упряжь. Жених